Стас придирчивым взглядом осматривал комнату. Он чувствовал себя кладоискателем. Нет, не тем, который с неуемным азартом ищет надежно спрятанные ценности и предметы культа в местах пребывания исчезнувших цивилизаций; ему предстояла приземленная и гораздо более энергозатратная задача: распихать раскиданные на кровати, столе и стульях вещи, среди которых вот уже битый час он тщетно  искал удовлетворяющую собственный придирчивый вкус одежду к праздничному ужину...

«Бабочку? Нет! Не на сцену ж выхожу, – Стас напялил треники, посмотрел в зеркало шкафа и поморщился. – Коленки пузырятся, как у алкаша в очереди за пивом …»

Егорка носился по квартире с радостными воплями, оседлав швабру с трясущейся, словно грива дикого мустанга, тряпичной насадкой.

«Интересно, у всех мужиков такая засада?» – Стас задал себе риторический вопрос, копаясь в коробке из-под обуви и силясь выловить там одинаковые носки.

— Егор! – он выглянул в коридор, – ты мои носки не видел?

Егорка, вспотевший и довольный, подбежал, заблеял барашком и замотал головой.

— Так видел или нет? – Стас нахмурился и посмотрел на часы: до прихода Альбины оставалось сорок минут.

Егор притопнул ножкой и хитро сощурил глаза:

— Папочка, разве ты не знаешь, что лошадки не разговаривают?!

— Я даже больше знаю, дружище: они не «ме-е-кают», а «иго-го-чут».

Егорка звонко рассмеялся, развернулся на пятках и поскакал к кухне, отвечая на ходу:

— А но-соч-ки по-гу-л-я-ять по-шли. Там же солнышко светит! – он кивнул в сторону окна и погладил скрученные хлопковые волокна швабры.

— Точно, как я не догадался. У меня теперь есть уважительная причина, – Стас порылся в ворохе расползающихся носков и выудил два, отдаленно напоминавших друг друга. – Синий и… Черный, – удрученно пробормотал, убедившись, что размер совпадает, и задумчиво произнес: – Иногда они сходятся, но союз их недолговечен…

После встречи в ресторане Стас и Альбина часто виделись. Кафе, где она работала, оказалось недалеко от художественной студии Егорки. Если Стас не успевал с дежурства, договаривался с бабушкой двойняшек, занимавшихся вместе с Егором в группе, чтобы она забирала сына и отводила в кафе. А там уж Альбина на подхвате. Приходилось, правда, напоминать, чтобы сладким не закармливала.

— Он же ребенок, – Альбина неловко оправдывалась, – дети ведь любят…

— Хорошо, тогда в следующий раз к зубному с ним пойдешь. Послушаешь, как на всю поликлинику верещит. – Стас делал суровое лицо и шевелил бровями.

Поначалу он откровенно использовал Альбину. Как няньку для сына. Егор сразу принял ее, хотя с малознакомыми людьми сходился плохо.

«И чем она его так приворожила?» Стас вспомнил, как предложил составить им с Егоркой компанию на прогулке – после обеда пересеклись в пансионате на центральной аллее – но Альбина, проследив за его рукой, указывающей на озеро, сразу ответила отказом.

«Побелела, будто призрак увидела», – удивился тогда Стас.

А Егор подошел, взял Альбину за руку и начал про свои игрушки тараторить.

Несколько раз случались авралы в магазине. И снова Альбина выручала: забирала Егора из сада и оставляла ночевать у родителей.

«Отец у нее представительный. Когда спорит – я салагой себя чувствую, – Стас усмехнулся. – А Егора очаровал вмиг».

Сын взахлеб рассказывал, что у «деды Андрея» есть волшебная комната со спящими людьми. Пришлось у Альбины поинтересоваться, что за комната. Оказалось, Андрей Ильич – скульптор, а «спящие люди» – его гипсовые работы в мастерской на чердаке.

С Ольгой Львовной не заладилось. Стас однажды услышал случайно, как она совершенно змеиным шепотом отчитывала Альбину на кухне:

— Кроме тебя дуры не нашлось?! С ребенком, да еще женатый!

Стас психанул:

«А в глаза улыбается. И сыну конфеты пихает», – и неделю не водил Егора в кафе, не отвечал на звонки и эсэмэски Альбины, пытавшейся выяснить, что случилось.

Когда произошла очередная накладка по работе, он написал, попросив присмотреть за Егором, но только не водить домой.

На выходных позвонила Ольга Львовна и позвала Стаса с Егором в гости. Стас нехотя согласился. За столом родители Альбины были очень любезны. Ольга Львовна суетилась, все время предлагая Стасу добавки.

«И чего она так старается?», – Стас недоверчиво поглядывал на Ольгу Львовну, пытаясь понять, в чем подвох.

После ужина, когда Егорка с Альбиной мастерили поделку для садика, Стас поинтересовался, может ли на днях привести сына.

Альбина ответила:

— Конечно, приводи к нам. Родители только «за».

Стас замечал, что Егорка меньше капризничал и Елену вспоминал реже. Воспитатели в саду докладывали, что в тихий час писаться перестал, в играх со сверстниками охотнее участвует.

С конкурсом Егору тоже Альбина помогла: подготовили работу «Юные покорители космоса». Сначала сын сам пыхтел над портретом Юрия Гагарина, но учительница забраковала, сказав, что получается плохо. Стас в тот день пришел пораньше и застал зареванного Егорку в раздевалке.

В кафе – Егор согласился успокоиться после «Алиной пирожной» – сын подбежал к Альбине, стоящей за прилавком, уткнулся в живот и запричитал:

— Я больше не пойду рисовать!

Альбина присела на корточки, обняла Егорку и огорченно спросила:

— Опять ругала?

Егор кивнул, продолжая всхлипывать и шмыгать покрасневшим носом. Стас молчал. Альбина достала платок из кармана блузы, помогла Егору высморкаться и решительно произнесла:

— В четверг у меня выходной. Вместе на занятия пойдем, с учительницей поговорю.

Иногда, уложив Егорку, Стас шел на кухню, садился на табуретку, и, не включая свет, задумчиво смотрел в окно. Машины и маршрутки, освещая дорогу фарами, нехотя развозили по домам усталых пассажиров. Огни рекламных баннеров беззастенчиво лгали, суля обретение радости – стоит только позвонить по указанному номеру или кликнуть по укороченной ссылке.

Как могла сложиться жизнь, если б не родился Егорка? С Еленой разбежались бы в любом случае. Слишком разные.

«С такими запросами ей нефтяной магнат нужен. Я тот еще кретин: решил, что постель все сгладит. И гастролей выгодных захотелось. А вышло все через жопу».

Стас невольно сравнивал Альбину с женой:

«Внешне, конечно, небо и земля. Ленка строит из себя светскую львицу. На подиуме, согласен, всех за пояс заткнет. Мужики, так те вечно слюной исходят, – Стасу претила привычка жены брать всех в оборот своей вероломной харизмой.

Он хорошо знал, что за личиной игривой веселости и напускного шарма скрывается хамоватая и жесткая стерва.

«Актриса погорелого театра, но за хватку уважать можно… А как мать… Убил бы… Неужели совсем не чувствует к сыну ничего?» – Стас со злостью пнул под кухонный стол пробку от пластиковой бутылки из-под минералки и поспешил переключить мысли на Альбину.

«Аля. Девчонка еще. На фоне Ленки – божий одуванчик. Но есть в ней стержень. С Егором не сюсюкает, как другие. И меня тогда одним взглядом отшила».

В пансионате Стас подкатывал с ухаживаниями, но Альбина либо не замечала, либо делала вид. Стас решил ее спровоцировать.

Генка Шаховский всегда девчонок проверял «на вшивость». Подлавливал момент, подходил вплотную, сгребал в охапку и целовал. Барышни вели себя по-разному: одни краснели, вырывались и убегали, обзывая дураком. Другие начинали нести пургу. Некоторые застывали, как кролики перед удавом, теряя способность говорить.

Стас выбрал момент после ужина, когда Альбина правила Егорке очередной набросок в игровой комнате. Подошел вплотную со спины, приобнял и прижался щекой к ее уху, нахваливая рисунок.

Альбина отпрянула, обернулась и так тоскливо посмотрела, что напор Стаса улетучился.

«С ней либо всерьез, либо – никак», – он ощутил приятный аромат духов, напоминавший мамин, фиалковый, и ему стало стыдно.

Два дня Альбина избегала Стаса. Столик обслуживал Борис. Ситуацию, как всегда, исправил Егорка. Увязался провожать Альбину до автобуса. Слово за слово, и от неловкости не осталось и следа, а Стас почувствовал облегчение.

Постепенно он осознал, что Альбина заняла важное место в их с Егором жизни.  Пустяковое общение – перезвон по телефону, обсуждение проблем сына или ничего не значащее «доброе утро» в мессенджере – переросло для него в потребность.

Егор, так тот вообще целый день тарахтел: «Где Аля? Что скажет Аля? А когда придет Аля?»

Стас настолько привык, что отношения с Еленой – это игра в одни ворота, что подсознательно боялся приблизить к себе другую женщину. Иногда до последнего тянул со звонками, а когда все же приходилось Егора пристраивать, то ее взволнованное «Стас, вы куда пропали?» ломало в нем невидимый барьер.

«И чего я усложняю? Мне с ней комфортно. И сын присмотрен, а дальше… черт его знает, что там будет дальше…»

Альбина словно сняла душу Стаса с ручника. Стерла с нее заскорузлый налет пыли, прочно осевший, как защитная кожура.

Он открывал для себя удивительные вещи. Например, что с девушкой можно часами рассуждать об искусстве, удивленно замолкая, поняв, что на многие вещи они смотрят одинаково.

На день рождения Альбина подарила Стасу абонемент на фестиваль хоровой музыки. Она знала, что после аварии он перестал посещать концерты.

— В программе пианистов нет, – виновато улыбаясь, Альбина протянула билеты.

Стас не отказался, хотя особого желания вновь очутиться в большом зале консерватории не возникло.

«Еще обидится. На днях выговаривала, что бывших музыкантов, как и художников, не бывает – это в крови, навсегда», – он вспомнил, как поставил Альбину в тупик, спросив, почему тогда она два раза с ним в Третьяковку не пошла.

«Так и не ответила. Тему перевела на Егорку. Хитрая лиса».

Концерт вышел с изюминкой: в первом отделении сидящий в амфитеатре мужчина встал и начал активно жестикулировать в такт музыки. Соседи шикали на него, но он, похоже, впал в транс: не обращая внимания на недовольное шушуканье, раскачивался из стороны в сторону всем телом и размахивал руками.

В антракте к дирижеру-самозванцу подошел капельдинер с приветливым лицом и что-то тихо пояснил.

Началось второе отделение. На первой же кульминации, когда голоса хористов запустили мощную звуковую волну на два форте, меломана понесло. Он снова встал, повернулся лицом к залу и, закатив глаза к большой хрустальной люстре, изо всех сил принялся вращать руками, как ветряная мельница крыльями.

Вокруг быстро образовалась «мертвая зона». Люди, на всякий случай, пересели на свободные места. По рядам пошли смешки.

«Вот, честное слово, как музыкант, я понимаю его: Бах гениален, – Стас, вцепился в подлокотники кресла, концентрируя свое внимание на ощущении сжатых мышц, чтобы не заржать на весь зал, – но… мужик, пощади!»

Стас вдруг подумал:

«Интересно, что сейчас сказала бы Лина Борисовна? Наверно, типа того: «Деточка, сдержанная монументальность объемного звучания хорала никак не вяжется с избыточными движениями ваших непомерно трепетных рук».

Стас прыснул и украдкой глянул на Альбину. Держится. Из последних сил: губы искусала.

Не помня себя, давясь от хохота, Стас и Альбина выскочили в фойе, как только раздались первые овации.

— Да… – Стас корчился от колик в животе, – давненько я не посещал спектакль одного актера в сопровождении оркестра и смешанного хора!

Альбинин смех зазвенел колокольчиками.

— Ты стихами заговорил! – она вытерла выступившие в уголках глаз слезы. –  А я не поняла, кому предназначались бурные рукоплескания: исполнителям или этому чудаку?

«Ей очень идет улыбка, – успевал подмечать Стас, – а мне давно не было так легко. Словно мы нашкодившие школьники, сбежавшие с урока».

Из-за массивной колонны, как черт из табакерки, выскочила костлявая билетерша в бордовом жакете и с возмущением прошипела:

— Молодые люди, ведите себя прилично, вы в храме искусства!

Стас схватил Альбину за руку и потащил вниз по лестнице, покрытой красной ковровой дорожкой.

В кафе, где они пережидали внезапно разразившийся дождь, Альбина с удовольствием уплетала чизкейк, нахваливая кондитера:

— Сразу чувствуется профессионал: маскарпоне использовал, а не сливки, потому что от них…

«Кремом измазалась, как маленькая», – Стас протянул руку и вытер Альбине подбородок.

Она захлопала длиннющими ресницами:

— Спасибо…

«Забавно стесняется, – Стасу нравилось ее смущение. – Теперь молчать будет».

— Как тебе музыка? – он решил заполнить паузу.

Альбина встрепенулась:

— Очень… Эпично… Как полотна Рафаэля.

— У Баха все творчество пронизано библейской символикой, это ты верно подметила.

— Даже дядечка этот странный не помешал. Я почему-то ждала, что он сейчас летать по залу начнет, как у Шагала, – Альбина хихикнула, прикрыв рот рукой. – Папа говорил, что я в детстве никак не могла понять, почему фамилия художника «Шагал», а не «Летал»: у него же на картинах все парят в воздухе. И люди, и звери. А на одной коза в виде виолончели висит над землей.64

Стас засмеялся, а Альбина добавила:

— И, кстати, целая серия работ есть на библейскую тему.65 Мне там картина с Ангелами нравится… – она вдруг осеклась, а лицо побледнело. Подняла на Стаса ошарашенный взгляд и пробормотала: – Ангел… Там тоже Ангел… И на скрипке играет, и за столом сидит…

Стас удивился:

— Какой ангел?

— У Марка Шагала… – механически ответила Альбина. – И у папы семь Ангелов для бизнесмена, и в Питере эта старушка… Что она все-таки хотела мне сказать?

Стас молча рассматривал Альбинино лицо; за минуту на нем побывали и тень страха, и подобие улыбки. Стас вдруг почувствовал острое желание поцеловать по-детски дрогнувшие уголки губ.

«Я. Ее. Хочу», – огненная лавина, накатившая внезапно, заставила дыхание участиться. Стас схватил стакан минералки и выпил до дна. – Обалдеть! Что она со мной делает своими странными речами…»

Стараясь обуздать внутреннее волнение, он спросил первое, что пришло на ум:

— А в живописи музыка присутствует?

Альбина коротко вздохнула и тихо произнесла, блуждая взором по столу:

— Тоска меня мучит, музыкальная тоска по палитре…

— Тебя? – Стас опешил.

— Нет, это художник Борисов-Мусатов66 в своем дневнике писал. – Альбина засмеялась. – Мне папа в детстве на ночь читал книгу про него вместо сказок. Листки такие желтоватые. А вот эту фразу он любит повторять, когда работает. Я ее наизусть выучила. Тоже из дневников.

Стас молчал. Альбина слегка нахмурила брови и медленно выговорила:

— Я сижу дома и задаю концерты себе одному. В них вместо звуков все краски... Я импровизирую... Мечты мои всегда впереди... Они мне создают целые симфонии...

Стас вздрогнул:

«Черт… – подступило смятение, и он чуть не крикнул: – Ну, не пишется, не пи-шет-ся симфония!»

Альбина, не замечая его состояния, цитировала:

— «Мои помыслы – краски, мои краски – напевы...». Красиво, правда? Борисов-Мусатов и картины свои называл по-музыкальному: мотив, гармония, реквием…

Из воспоминаний Стаса вывел звонок. Он же помог, наконец, определиться, в чем встречать Альбину. Брюки от бывшего концертного костюма. Рубашка в клетку.

«Не так официально. И незаметно, что мятые…»

— Ура-а-а! Аля приехала! – Егорка поставил свою импровизированную лошадку в стойло-кладовку и помчался открывать дверь.

— Сначала спроси, кто там! – Стас занервничал, заправляя рубашку и втискивая первый попавшийся ремень в узкие шлевки брюк. – Блин! Какой дурак эти пете́льки придумал: без них что, ремень на задницу сползет?!

— При-в-е-ет! – из коридора послышался веселый голос Альбины. – Егорка, не урони меня! Папа где?

Стас вышел в прихожую.

— Здравствуй, – он взял из ее рук две большие сумки и отнес на кухню. – Ого! Что ты туда напихала, кирпичи?

— Я вас, мальчики, кормить сейчас буду, – раскрасневшаяся Альбина сняла вязаный берет, и золотистые волосы упали на плечи. – Ой, резинка порвалась.

«Без резники лучше», – отметил про себя Стас.

Егорка теребил Альбину за палец:

— Подарки! Подарки!

Стас осадил его прыть:

— Сын, настоящий мужчина должен ухаживать за дамой, а не вопить на пороге, как оголтелый павлин.

— На каком таком пороге у тебя павлины вопят? – Альбина прыснула от смеха.

— Не мешай мне его воспитывать, – возразил Стас, изображая грозный вид.

Егорка вскинул на Стаса восторженный взгляд:

— Я уже муш… Муш-чина?

Альбина подхватила:

— А как же? Кому у нас сегодня целых шесть лет исполнилось?

Стас подошел к Альбине и помог снять пальто.

«Духи. Те, что в пансионате. Тонко пахнут. Не то что у Ленки: за версту шлейф висит».

С кухни раздался восхищенный писк Егорки:

— Игрушки! Машинка! Торт!

Топот ног. Лучезарная улыбка с отсутствующими сверху и снизу резцами. Глаза на пол лица.

— Там торт! С планетами! Во-о-от такой огромный! – Егорка развел руки в стороны и снова убежал.

— Смотри не урони: я шесть часов над ним корпела! – Альбина ловко собрала густые волосы в пучок, закрепила шпильками и крикнула вдогонку: – Сначала – ужин, потом – торт! – она вскинула взгляд на Стаса. – Куда идти?

— С тобой – хоть на край света: и накормишь, и напоишь… – Стас вдруг осознал, что такого дня рождения у Егорки не было никогда.

Неожиданно в голове запел Шаляпин: «Как часто милым лепетаньем, упоительным лобзаньем задумчивость мою в минуту разогнать умела!»68