2. Перемены

Марина. Встреча

 

Кабинет директора частной школы, куда Марина пришла на очередное собеседование, располагался на первом этаже. Современное двухэтажное здание, лоск, уют и комфорт, в коридорах кожаные диваны. Деньги, вложенные в образование детей, и кричащий контраст с Марининой родной школой.

Тишина, идут уроки. Секретарь в приёмной директора попросила подождать пару минут.

– Может быть, кофе?

Марина отказалась. На двери табличка – Васнецова Нинель Степановна, а дальше все положенные регалии. Надо же… Так звали дочь близких друзей родителей. Только фамилия у них была другая – Поротковы… А имя, да, звучное и редкое. Мало кто сейчас помнит, что Нинель наоборот – Ленин. Родители и Поротковы вместе работали на авиационном заводе.

В детстве Марина обожала ездить к ним на дачу. Нинель была старше лет на пять и заканчивала школу. Высокая, смуглая, с огромными карими глазами и невероятной косой, прямо красавица смуглянка-молдаванка. Так её Маринин папа называл. Всей компанией родители и девчонки ходили в лес, вдыхали запахи нагретой на солнце хвои, собирали маслята, а потом жарили их с картошкой. Пели под гитару песни Высоцкого.

– Пожалуйста, проходите! Нинель Степановна ждёт вас.

Кабинет обставлен минималистично и строго. Женщина-директор, яркая смуглая брюнетка приподнялась навстречу и доброжелательно улыбнулась:

– Марина Сергеевна, прошу вас, присаживайтесь! – потом вдруг внимательно и пристально посмотрела на Марину. – Простите, ваша девичья фамилия Кошелева?

– Да! – Марина изумилась, а потом в этой красивой уверенной женщине вдруг увидела ту смуглянку-молдаванку, и не было лет и времени, а снова запах костра, леса и голоса молодых родителей.

– Маринка! Надо же! Вот так встреча! Какими судьбами оказалась в Москве?

– Недавно здесь. Мужа перевели по работе. Нинель, ты не представляешь, как я рада тебя видеть! Помню, как провожали вас с мужем в Москву после свадьбы… кажется, лет сто тому назад!

– Не сто, а двадцать пять! – Нинель рассмеялась. – Слушай, ты стала учителем русского и литературы… А ведь писала как! Мечтала в Литинститут поступать, родители твои вроде бы ещё против были… Это и сыграло?

– Сложно, Нинель! Всё как-то сошлось, да и прыти, видимо, не хватило…

– Знаешь, я ведь не зря спросила. У меня же издательство своё! Правда, ещё совсем молодое и неопытное, – Нинель снова рассмеялась, – ищем новых авторов, тиражи пока маленькие, конечно… Но это так… больше для души, можно сказать – хобби. Марин, у меня через десять минут совещание. Оставляй все документы секретарю. Кстати, резюме у тебя отличное! По зарплате всё в бухгалтерии расскажут, она, конечно, гораздо больше, чем в государственной школе. Давай созвонимся и встретимся в неформальной обстановке? Телефон твой у секретаря есть.

– Конечно! Я только за!

 

***

 

Вот так встреча! Настроение улучшилось, будто среди зимы вдруг расцвели подснежники, как в любимой Марининой сказке. Кажется, чужой город начинает её принимать.

Час пик уже прошел, вагоны метро полупустые и дышится в них совсем по-другому, а утром настоящее броуновское движение. Душная, тревожная, бессмысленная толчея.

Добралась быстро. Маруся написала, что задержится в школе, пересдаёт алгебру. Марина знала, как всегда настаивает администрация школ на таких пересдачах.

В советские годы пересдавали только в вузах, да и то те, кто получил двойки. Новое время, новые правила и новое образование. Воспоминания в тишине нахлынули. Зазвучали школьным вальсом на выпускном, понесли потоками – плач младенца и шёпот матери, песни Высоцкого, взрывы салюта на Девятое мая и голоса родителей рядом, звон колоколов на Пасху и сладкий запах ландышей – так звучит наша жизнь. Марину сморило, стряхнула сон, и вдруг появилось острое желание писать. Писать так, как она делала это в юности, не планируя сюжет.

Всё, что в ней было, выливалось словами. Герои рассказов жили своей жизнью и сами вели Марину за собой.

Открыла ноутбук. Волнение, что особое состояние, в котором возможно писать, не придёт. А окунешься лишь в безвоздушное пространство, и слова ненаписанные будут в другой реальности тихо светить звёздами.

Но пальцы легко застучали по клавиатуре. Реками воспоминания полились, появились герои – мозаика из Марининой жизни и жизни родителей.

Не заметила, как хлопнула входная дверь. Пришла Маруся из школы, заглянула в комнату: «Мам, не отвлекайся, работай, я сама поем».

Марина с благодарностью кивнула. Смогла оторваться, когда вдруг почувствовала голод. Глянула на часы – почти пять! Наспех глотнув чай с бутербродом, помчалась за Иришкой в садик. По дороге в кармане куртки задребезжал телефон, сообщение от Олега в вацап: «Сдаем проект, буду поздно».

Похожие сообщения изо дня в день хмурыми тучами теснили друг друга. Марина начинала к ним привыкать. По мужу скучала, одёргивая себя – для него важный в работе период, а мы потерпим…

– На что ты готова ради меня? – вдруг забарабанило дождём по крышам домов.

Ольга. Серьёзный разговор

 

 Заведующую отделением Тамару Ивановну между собой называли снежная королева. Жёсткая, бескомпромиссная. Талантливый врач. Высокая брюнетка, в прошлом году отмечали юбилей – 50 лет. Когда Ольга после училища пришла к ней на собеседование, то ахнула: редкое сочетание, девушка модельной внешности и по отзывам перспективный врач, такая молодая и уже завотделением.

– Ольга, присаживайся, разговор не на пять минут, – Тамара Ивановна указала на стул, нахмурилась.

Неприятно засосало под ложечкой, Ольга поняла, что беседа будет тяжёлой.

– Что-то случилось, Тамара Ивановна?

– Ольга, несколько месяцев назад ты убеждала меня в том, как необходимы нашим пациентам посещения волонтёров.

– Конечно! Я и сейчас так думаю. А что может быть в этом плохого?

– А то, что ко мне теперь приходят толпы родственников и требуют квоту для перевода в Москву! А ты как будто бы не знаешь, как тяжело у нас всегда было с этими квотами!

– Боже мой, но какая связь? Я что-то не понимаю…

– А связь такая, что твоя Ирина-волонтёр рассказывает пациентам, как необходима трансплантация для закрепления эффекта, а делают её в Москве и Питере. Вот что, Ольга, сворачивай своих волонтёров, мне хватило уже одной жалобы главному.

– Тамара Ивановна, как же так? Пациенты должны знать, что у них есть шанс…

– Ольга, о чем ты? Отделение переполнено, занято 90 койко-мест, а выделяют 4 квоты на квартал! В общем, хочешь и дальше работать в отделении, решай эту проблему в кратчайшие сроки. Разговор окончен.

 

***

 

Ольга знала, что продолжать бессмысленно. Молча кивнула и вышла из кабинета. Двери палаты, где проходил мастер-класс, были по-прежнему открыты. Ольга заглянула, женщины смеялись, шили цветы из джинсовой ткани. На обеденном столе в контейнерах россыпью бусины, пуговицы, стеклярус. Ирина помогает Маше – после химии руки трясутся, не получается вдеть нитку в иголку. Постояла ещё и поняла, что не сможет сегодня поговорить с Ириной и «свернуть волонтёров». Наверное, на следующей неделе тоже не сможет. А когда? Когда и как принять, что надо молчать, что квот мало и про них почти никто не знает… Не знает, что есть шанс в следующем году делать уроки со своими детьми, возмущаться современной системой образования и варить борщ, встречать мужа после работы, а потом всем вместе смотреть мультики… а летом обязательно на море! Потому что о море мечтают почти все пациенты и часто о нём вспоминают, как будто сговорились. Наверное, потому что оно кажется бесконечным… Слёзы вдруг хлынули из глаз. Из палаты выглянула Ирина:

– Оль, ты чего?

– Да новым раствором процедурную обрабатывали, у меня аллергия, не обращай внимания.

– Кстати, у тебя телефон, кажется, звонил в процедурной.

На мобильнике пропущенный от дочки.

– Ань, звонила?

– Мам, ты помнишь про пятницу и платье?

– Помню, конечно. Я же обещала, что приду. А вот с платьем… некогда мне, сегодня в ночную, ты же помнишь.

– Мам, ну в интернете закажи! Тебе же нечего совсем надеть, кроме своего рабочего костюма, – Аня хмыкнула.

– Анька, кончай мать подкалывать! Посмотрю в интернете, если минутка будет.

В пятницу у Ани открытый урок по танцам, к которому долго готовились. Приглашены родители и представители какой-то современной балетной школы. Вот тебе и жизнь во всем её многообразии. Мысли о новом платье на пару мгновений вытеснили вдруг всё то тяжелое, безысходное, что слезами пролилось несколько минут назад…