11.

Vivu la akademio

Kaj la profesoroj!

Vivu longe kaj en sano

Ĉiu akademiano,

Vivu sen doloroj!

1 сентября 1992, вторник

Валерий приехал в офис своего агентства к одиннадцати, одетый в костюм с галстуком. Раньше, когда он надевал костюм или форму, всегда и обручальное кольцо надевал на правый безымянный палец. Сегодня не надел.

— Ой, Валер, ты при галстуке, в кои веки так оделся! И портфель «атташе». Так солидно выглядишь! И усы стал отпускать — символ новой жизни?

— Галстук — кусок культуры, а мне идти в твой пединститут, в смысле, в университет. Кроме того, с утра был у адвоката.

Иза быстро спросила:

— И что?

— Написал заявление на развод, всё обговорили. Адвокат... компетентный специалист.

Иза спросила о гонораре, запрошенным адвокатом. Валерий ответил, что он немалый и что пришлось дать задаток.

— У тебя финансовый форсмажор. Ты мне можешь сентябрьскую арендную плату отдать попозже. И зарплату мне сентябрьскую не давай! У меня есть накопления.

— Ты просто мечта работодателя. Отдам все вовремя.

Валерий хотел поехать в университет на машине, но передумал. Парковаться там негде, и штрафуют. К тому же Деметер вспомнил, что ему рассказывал Гриша: Демжо намекнул как-то начальнику дорожной полиции, что хорошо бы Деметеру создать какие-нибудь проблемы по его линии. Детектив того гаишника знал, надеялся, что намек Демжо тот проигнорирует: вроде не из тех он, кто прислушается к такому типу.

Поехал Валерий в университет на троллейбусе. Пока ехал, смотрел в окно: как много велосипедистов разных возрастов стало в городе. Но не вследствие любви к экологии и здоровому образу жизни — у людей денег нет, даже на проезде в общественном транспорте экономят.

Главное здание вуза было построено в 1938 году, при румынах, как лицей для девочек имени какой-то румынской принцессы. В годы Советской власти вузу возвели новые учебные корпуса.

Университет был имени Руссо, но не того, который буревестник французской революции, а молдавского поэта, за пределами Молдавии и Румынии вряд ли известного, — Алеку Руссо.

Вокруг галдели студенты, встретившиеся после каникул. Трое-четверо ребят пришли в камуфляжной форме. На войне были, и, скорее всего, не по призыву (студентов, вроде, не призывали), добровольцами. Хотят покрасоваться перед однокурсницами, что войну проиграли — не волнует.

Детектив нашел дверь с табличкой «Кафедра социально-гуманитарных наук».

В коридорах вуза звучала и молдавская, и русская речь, но на кафедре Валерий решил говорить на языке государственном.

В большом помещении кафедры был накрыт стол. Застолье было на той стадии, когда его участники разговаривали, разбившись на группки, стоял гомон, но интеллигентный.

Пожилой мужчина сказал детективу, что Мохори пока нет, он «отошел на время для выполнения одной важной миссии».

— Весьма важной! — со смехом подтвердил мужчина помоложе, разговор которого с пожилым Валерий прервал своим появлением.

Спросив Деметера, как его зовут, пожилой сказал:

— Валериу, а можно, пока Вы ждете Иона, использовать Вас как подопытного кролика в нашей дискуссии?

Присутствующие женщины засмеялись: у нас профессор так шутит.

— Я вам буду показывать на предмет, а вы его называть на том языке, на котором мы сейчас с Вами говорим. Итак, что это такое? — профессор указал на лежащий на блюде арбуз.

— Harbuz.

— А вот румын сказал бы: «pepene verde». А вон птичка присела на карниз за нашим окном, как она называется?

— Hulub.

— А вот румын сказал бы: «porumbel». А кто по национальности киногерой Будулай, которого играет наш уважаемый земляк Михай Волонтир?

Валерий улыбнулся:

— Țigani.

— А вот румын сказал бы: «romi».

— Ясно, ясно, уважаемый профессор, — сказал преподаватель помоложе. — Кто же спорит, что существуют диалекты румынского языка, всякие местные словечки и речевые обороты? Это же не значит, что существует какой-то отдельный от румынского молдавский язык. Точно так же, как и отдельная аутентичная молдавская культура. Не запутывайте нашего гостя, тем более, что гость у нас — особенный. Вы ведь музыкант, Валериу? Вы играли вчера на Дне нашего румы-ы-нского, — подчеркнул мужчина, — языка. На флуере и на таком инструменте со множеством трубочек...

Видимо, он только как играли перед митингом видел, концерт с выступлением Боцмана ему бы не понравился.

— У вас редкий талант, — искренне сказал Деметер. — Внимательность и память на лица. Рядовых музыкантов никто из зрителей обычно не запоминает.

Мужчина принял торжественную позу.

— Людей, которые работают на благо Великой Румынии, я запоминаю всегда!

— Минуточку, Михай! — с улыбкой вмешался пожилой. — Объясните, пожалуйста, как наш маэстро работает на благо этой вашей «Великой Румынии»?

Тезка популярного актера (Валерий слышал, что он тоже оголтелый народофронтовец) снисходительно взглянул на пожилого:

— Разве возрождение народной музыки, народной культуры — не работа на Великую Румынию?

— А я и не заметил, что народная музыка до 1991 года умерла и ее надо возрождать. Уважаемый Валериу освоил флуер и, — профессор ехидно взглянул на Михая, — инструмент, который называется «най», разве не в советской музыкальной школе, при коммунистическом режиме?

Деметер сказал, что в музыкальную школу не ходил, а играть обучили во Дворце пионеров.

Профессор весело всплеснул руками.

— Еще более характерно! К молдавской народной музыке Валериу приобщила детская коммунистическая организация.

— Ладно, ладно, профессор. Ваши взгляды мы знаем: белый и пушистый социализм, добрая коммунистическая партия.

Кафедра наверняка пару-тройку лет назад называлась кафедрой марксистско-ленинской философии и научного коммунизма. Этот дядя там преподавал марксизм и разоблачал «буржуазный национализм». Но за три года полностью перековался. — А кто сейчас не перековался?

— Михай, извините, но Вы передергиваете: я никогда не говорил, что у советского социализма не было недостатков. Были, они его к краху и привели. Однако спор наш давний и гостю не интересен... Валериу, если не секрет, по какому вопросу Вы к нашему молодому коллеге? Чем можем Вам помочь?

— Спасибо, но я не по университетским делам.

— В связи с эсперанто? — недружелюбно спросил Михай.

— Нет. К стыду моему, я даже не вполне уверен, что знаю, что это такое, — солгал детектив.

Михай рассмеялся.

— Нет повода стыдиться, маэстро! Что не знаете об эсперанто — это доказательство Вашей нормальности. А для справки: эсперанто — мертворожденный искусственный язык с убогой грамматикой, слепленный из обрывков слов разных европейских живых языков. Создатель его принадлежит к той национальности, которую называть вслух не принято. Горстка фанатиков сто пять лет подряд норовит осчастливить этим своим суржиком человечество. Но человечество настолько глупое, что к их счастью примыкать не желает.

— Опять передергиваете, Михай, — неприязненно сказал профессор. — Неужели наш Ион и его одноклубники производят на вас впечатление каких-то сектантов, проповедников некоего нового миропорядка? Молодые люди переписываются с ровесниками из других стран, путешествуют с помощью эсперанто. Это просто хобби, культурная игра, общение. Как молодежь сейчас выражается, тусовка. А ваши антисемитские намеки недостойны преподавателя высшего учебного заведения.

— О да, конечно, — огрызнулся народофронтовец. — А антинациональная пропаганда культурной некрофилии достойна аспиранта высшего учебного заведения!

— Что Вы несете, Михай? — вмешалась одна из преподавательниц, солидная дама в очках. — Что это еще за навешивание ярлыков?

— Да, речь идет именно о культурной некрофилии, об извращении! Окружающий нас мир — языковая конструкция. Можем мы себе представить мир вне языка? Не можем! Все феномены человеческой цивилизации начинаются с языка. Национально-демократическая революция в Молдове началась не с Декларации независимости, она началась на три года раньше — с декларации о языке!

Именно так. Тогда вся вражда в стране и завертелась — от лингвистики, от того, какими буквами писать. И приднестровцы тогда отделиться решили.

— У каждого языка есть народ-носитель этого языка, народ-языкотворец. А какой народ, какое племя является носителем эсперанто? Нет такого народа! Нет никакого международного народа, межэтнического этноса! Эсперанто — ничей, он пустышка, симулякр! Он мертв и хочет уничтожить, заменить собой другие языки! Мертвый хватает живого!

Спорящих давно обступили другие преподаватели кафедры.

— Какой великолепный делириум! — снисходительно сказал бородач в вельветовом пиджаке.

Михай заговорил по-русски:

— Делириум — это когда в стенах государственного университета гнездится реакционно-утопическая организация антинациональных нигилистов под руководством аспиранта этого университета!

— Вам бы родиться на полвека раньше, господин Гуцу, — сказал бородач. — Чтобы ваш творческий расцвет пришелся этак на тридцать седьмой год. Тогда в Германии эсперанто называли языком евреев и коммунистов, а в СССР — языком лавочников и космополитов. Сажали таких, как наш Ион, и там, и там. Вы с Вашим антиэсперантским пафосом вписались бы в оба режима, понравились бы и Адольфу, и Виссарионычу. Хотя в нашем городе развернуться бы не удалось: и король, и Антонеску эсперанто внимания не уделяли.

Михай начал что-то говорить о том, что Ион Мохоря всех на кафедре «распропагандировал», а бородач — сам «латентный сталинист», но профессор его оборвал:

— Хватит митинговать, Михай! И разворачивать охоту на ведьм в университете мы вам не позволим. У нас тут вам не Кишинев.

— Да, тут у вас Тирасполь!

— «Тирасполь» произошел из-за таких, как вы, и вашего «Народного фронта»! — гневно сказала какая-то молодая преподавательница.

Народофронтовец не унимался, но профессор и солидная дама демонстративно от него отвернулись. Дама обратилась к Деметеру:

— Извините, Валерий, сейчас всё везде политизировано, вот и у нас встречаются феномены... Жаль, что Вы без Вашего музыкального инструмента. Мы бы попросили Вас сыграть.

Сыграй. Хоть этого одержимца заглушишь.

— Я всегда и везде с инструментом, — сказал Деметер и вынул из «дипломата» флуер.

— Просим, просим!

Детектив исполнил «Жаворонка» — молдавскую песню, которая даёт наилучшие возможности для демонстрации мастерства флуериста. Потом без паузы заиграл в быстром темпе танец «бэтута-хора», преподаватели стали хлопать в такт.

Профессор вдруг резво вскочил в центр круга, образовавшегося вокруг Валерия, отбил чечётку, стал выкрикивать стригэтурь:

Когда пляшут молдаване,

Земля стонет под ногами.

От души я танцевал,

Так что лапти все порвал!

Краем глаза Деметер увидел, что в кабинет вошел запыхавшийся Мохоря в галстуке тропической расцветки и стал вынимать из сумки выполненную им «миссию» – трехлитровую банку вина.