14. Proverbo estas sperto, proverbo estas averto

1 сентября 1992, вторник

Предложение вместе зайти к Сникерсу из клуба эсперантистов Иза восприняла благосклонно. Это было по пути к ней домой, а эсперантист точно находится сейчас на своем рабочем месте: все мелкие торговые точки работают допоздна.

Иза на «допросы» с Валерием всегда ходила с удовольствием и часто реально ему помогала — если не во время самой беседы, то после, при ее анализе. Положительным фактором было и само присутствие Изы: когда девушка участвует в беседе, многие мужчины и женщины успокаиваются, расслабляются.

Местом работы Сникерса было небольшое деревянное строение с длинной подсвеченной вывеской «УСПЕХ: текстиль, косметика, товары на каждый день, продажа/прокат видеокассет». Стены были улеплены рекламными листками с информацией о продаваемых товарах и скидках при покупке нескольких их штук. Над входом висел флаг Молдовы и еще какой-то незнакомый Деметеру флаг: синий с расположенными кругом желтыми пятиконечными звездами.

— Эсперантистский флаг он почему-то не повесил, — ехидно отметила Иза.

Вывеска, как положено по закону, была написана по-молдавски латиницей, но с переводом на русский, как и каждый рекламный листок. На дверь была прилеплена наклейка: объект охраняется предприятием «Щит». Не повезло владельцу.

Деметер вспомнил, что при Советской власти в этом балаганчике была мастерская по заточке ножей и ножниц. Куда она делась? Ножи, что ли, теперь людям точить не надо?

В тесном помещении стоял телевизор и видеомагнитофон, по стенам от потолка до пола в несколько рядов висели майки, блузы, прочая одежда, сумки, еще какая-то дребедень.

Сникерс, парень лет двадцати семи, объяснялся с клиентом, предъявившим претензии по купленной им видеокассете.

— Четверть экрана занимает надпись, она не исчезает в течение всего фильма и каждые десять минут появляется. Невозможно нормально смотреть кино, отвлекает!

Продавец вставил кассету в видемагнитофон. По экрану поползла надпись: «Promotional Tape Only. Sale or Rental Prohibited. If you have rented or purchased this cassete please call (888)223—4FOX. All calls confidential».

Сникерс вслух перевел, спросил:

— И что? Это же копия с промо-кассеты. Ее после того, как фильм снят, рассылают посмотреть прокатчикам, критикам и журналистам. Видеокассету-то с фильмом выпускают только после того, как фильм в кино покрутят. А так Вы смотрите фильм в одно время с американцами. Промо — это же отлично, подумаешь, надпись. Полно просто «экранок» — когда фильм тайком в кинотеатре снят во время сеанса. У экранок качество — дрянь.

— Но это же называется пиратством!

Сникерс рассмеялся.

— Какой Вы эрудит нетипичный. Конечно, нарушение так называемого копирайта. А не промо-кассеты, которые Вы смотрите, не пиратство, что ли? За семьдесят пять центов американскую фабричную лицензионную кассету хотите купить? Пожалуйста, деньги верну.

Покупатель ушел, что-то бурча про «цивилизованность».

Сникерс повернулся к Валерию и Изе.

— Во, какие люди бывают. Будто на Луне живут или в Америке. «Цивилизованность»… Из-за того, что мы нищие, нам кино, что ли, не смотреть и копирайт их холить? Что для вас, господа?

Валерий вручил свою визитную карточку. Сникерс, прочитав, не обеспокоился.

— Надо же, частный детектив — как на Западе.

Валерий, наверное, в сотый раз за время своей работы детективом услышал слова «Шерлок Холмс». Сникерс также пошутил насчет Изы: почему, мол, доктор Ватсон — женского пола. Громко представился:

— Вольдемар Черный, владелец сего почтенного заведения. Зовут на самом деле так: не Владимир, а Вольдемар, по паспорту. Папа с мамой дали пижонское имечко, чтоб отличаться от других. Можно просто Волик. Чем могу?

Выслушав Валерия, Сникерс вывесил на двери балаганчика табличку «Закрыто»: «Все равно нормальный клиент не идёт». Предложил перейти на «ты» и выпить пива. Вытащил из угла бутылки без этикеток. Вручил Изе большой одноразовый полиэтиленовый стакан в упаковке.

— А нам с тобой, Валера, придется по-народному: из горлышка.

Пиво было непривычно крепким — градусов десять, ударяло в голову.

Молодой предприниматель сказал, что соображений по делу никаких не имеет:

— Если с бизнесом не связано, тогда, может, из-за своего характера он где-то попал. За пределами клуба, конечно.

— Лоза конфликтен, агрессивен?

— Ну, не то чтобы вот уж совсем агрессивен. Но он, Валер, понимаешь, типичный «новый русский». Или уж не знаю, кто он там точно — «новый украинец», «новый белорус». Со всей их фигнёй. Три года назад был инженеришкой на издыхающем заводе, а теперь — звезда. Спесивый, с гонором. О чем его ни спроси — нормально не отвечает. Когда не на эсперанто в клубе говорим — вставляет всякие простонародные словечки, шуточки-прибауточки. И клички людям даёт дурацкие. Остряк-самоучка, блин.

Деметер спросил, знает ли что-либо Черный о бизнесе Лозы.

— Вот уж об этом он никому ничего не говорил. Но я знаю: «цветнина» — цветной металлолом.

— Какой конкретно металлолом?

— Все подряд, только бы цветмет. Всякие емкости из алюминия, аккумуляторы, из трансформаторов части. Стреляные гильзы с военных полигонов — они же латунные. Электрокабели — некоторые идиоты действующие кабели под напряжением пытаются снимать, чтобы их в пункт приема металлолома сдать. Только на том свете с законом Ома знакомятся. Но главное у Лозы — то, что с заводов.

Вольдемар отхлебнул пива, продолжил:

— Я ведь политех кишиневский окончил, как и Лоза, только заочно. Про то, как цветные металлы в СССР использовали, знаю. Советская оборонка денег не считала. Что лучше для выполнения технологических задач, то и применяли. Надо медь — значит медь, надо куниаль — куниаль. А во всяких контактах — и серебро, и золото. На заводе Ленина — там же оборудование для военного флота делали — сколько такого ценного металлолома? А может, и не совсем металлолома. То же — на нашем электротехническом заводе и на заводе электротехнической аппаратуры. А Лоза еще по стране мотался, и в Тирасполь, и куда угодно.

В Европе медных рудников-то нет, за медные сплавы платят хорошую денежку. И за алюминий — не намного меньше. А он вагон в месяц за границу гнал. В вагоне — 68 тонн. Я это, конечно, не от него узнал, рассказал знакомый однокашник.

И если главное у Лозы — то, что с заводов и, к тому же, «не совсем металлолом», то у него мог с кем-то возникнуть конфликт интересов.

— Вы знаете кого-то из сотрудников его фирмы?

Сникерс сказал, что да, но кого конкретно — называть отказался.

— Извини, Валер, сам понимаешь: неэтично нифига.

Валерий сделал предположение о женщине.

— Из тех, что в клубе? Да ну, точно нет. Там обычные девчонки, а новым русским ведь нужны не такие, а чтобы супер-пупер, при всех абрикосах.

Иза прыснула.

Сникерс хлебнул пива.

— Я, ребята, честно говоря, вообще не понимаю, чего его в клуб занесло. Он для эсперантистских кругов фигура нетипичная. Там обычные люди, а он novriĉulo — нувориш. Прикинут фирменно, на руке часы Movado. Есть такая солидная марка, единственная в мире с названием на эсперанто, переводится как «движение».

Сникерс хохотнул.

— Я вообще-то тоже часы с этим названием продаю, по доллару за штуку. Года полтора ходят, потом — куку. Но у него всамделишные, стоят как автомобиль.

В общем, говорю, какой у него интерес в клубе? Хобби это непрестижное. Большие бабки на эсперанто не поднимешь, я пробовал. Журнальчик издаётся для предпринимателей «La Merkato», но таким, как я, никакой от него пользы. Кредит, что ли, мне даст какой читатель этого журнала? Да и вообще эсперанто — дело бесперспективное, так, развлекуха. А сейчас и вообще из моды начал выходить. Исчезнуть, конечно, не исчезнет, но никакой fina venko никогда не будет.

Иза переспросила:

— Fina venko?

— А, вам ведь надо перевести. Это не про финнов. «Fina venko» — слова Заменгофа, означают «конечная победа», «victorie finală». То есть, когда эсперанто станет dua lingvo por ĉiuj — вторым языком для каждого.

— Почему такой пессимизм? — спросила Иза. — Ваше движение ведь больше века существует.

Сникерс снова отхлебнул пива.

— Это как с товарами на рынке. Вот изобретена хорошая, рациональная штуковина, и нормально протестирована. Но рынок её отверг. Почему — и понять-то бывает трудно. Например, рубашки с отложными воротничками и манжетами. Удобны в быту, служат дольше обычных рубашек. А их почти не выпускают. Или галоши. Продлевают жизнь обуви, когда на улице грязь, ты их у порога скинул — чистыми ногами в помещение прошел. Вроде бы все учреждения заинтересованы, чтобы работники и посетители галоши носили. И химики научились резину любую делать — и цветную, и рельефную — что угодно для души. Но в галошах только в деревнях ходят.

Или вот четырехцветные шариковые ручки были. Просто из моды вышли. Полно примеров...

Да и разве дадут англичане с американцами эсперанто развернутся? Они же такой профит имеют от того, что английский — реальный международный язык. В асфальт закатают любой эсперанто. Как после Первой мировой войны французы в Лиге наций сделали.

Валерий снова пытался повернуть разговор на женщин, выяснить, с кем из эсперантисток Богдан общался теснее других.

— Валер, ты по второму кругу пошел спрашивать. Нет ни с кем у него в клубе любови-моркови. Он там и на девиц-то не смотрел. Наоборот, с Вероникой, учительницей, ругался. Заговорили о новых богачах, она сказала поговорку: «Groŝon ŝtelis — ho, ŝtelisto! Milojn ŝtelis — financisto» — «Грош спёр — о, вор! Тысячи спёр — финансист». А он ей про зависть что-то сказал. А она ему: «зависть» — любимое слово подлецов».

— Хорошая поговорка о ворах, — сказал Валерий и подумал, что пора, пожалуй, уходить: больше ничего полезного Сникерс не скажет.

Несколько захмелевший от крепкого пива Вольдемар важно заметил:

— А все поговорки и пословицы правильные. Я, когда молодой был, смеялся над любыми поговорками — мол, банальные они, истасканные. Но на самом деле правда жизни в них и есть. Это не поговорки банальные, а существование наше. Но куда деваться — «реализм действительной жизни», как герой Достоевского говорил.

Иза с интересом посмотрела на начитанного бизнесмена из киоска.

Валерий задал вопрос, который он, к своему сожалению, не догадался задать руководителю клуба:

— Лоза какой-то политикой занимается?

Вольдемар ответил, что вряд ли, в клубе об этом не говорили.

— Но взгляды политические имеет. Он молдовенист, это точно. Однажды в разговоре я обмолвился, что в демонстрации за объединение с Румынией участвовал, так он надо мной прикалывался.

— А Вы унионист? — спросила Иза.

— Естественно.

— Честно говоря, странно. Вы ведь, как мне кажется, очень рациональный человек. Не можете не понимать, что в Румынии уровень жизни не выше, чем у нас.

— Конечно, понимаю: сейчас они такие же нищеброды, как мы. Если уж поговорки эсперантские приводить: «Ambaŭ floroj de samaj valoroj».

Иза и Валерий поняли без перевода: на молдавский похоже и на французский.

Вольдемар предложил Валерию выпить еще по бутылочке, детектив, поблагодарив, отказался.

— Ну, а я выпью, расслабиться надо. Посидишь в этой деревянной конуре весь день, как пес, тоска к вечеру берет. Я ведь тут один во всех ипостасях: и владелец, и продавец, и экспедитор, и уборщик.

Валерий чуть было не брякнул расхожую фразу «А кому сейчас легко?», но сдержался, отметив, что пиво без этикетки подействовало и на него.

— Про унионизм: надо вперед смотреть на два шага. Западники к СССР как относились? Вопрос риторический — НАТО и так далее. А к России разве они не так же относятся? Она же как СССР, только поменьше. Все атомные бомбы как были, так и остались. А их привычка посылать западников на три веселых буквы — исчезла, что ли?

Валерий рассмеялся.

— Сил у России теперь нет на посыл. И привычку изжили еще при Горби.

— Валер, да неужели? Буш, по-твоему, хотел, чтобы Россия пээмэровцев поддержала? А Россия на него наплевала, советскую 14-ю армию объявила своей, послала Лебедя ей командовать... И это сейчас, когда у них всё, как у нас, в развале. И президент — алкаш. А когда очухаются от распада Совка и президентом выберут того же Лебедя или кого-то такого же пошиба — что будет?

— Но при чем тут вопрос об объединении Молдавии с Румынией?

— При том, что западники обязательно будут НАТО расширять, двигать к границам России. И Румынию в НАТО примут.

— И какая нам от этого радость, если будем в составе Румынии?

— Ты, Валер, новости-то хоть смотришь? Знаешь, что этой зимой создан Евросоюз? Соединенные Штаты Европы, можно сказать. А если Румынию в НАТО примут, то примут и в Евросоюз. И мы, если сейчас в Румынию войдем, окажемся потом в Евросоюзе. А там, Валер, хорошо.

Эксперт по геополитике допил пиво.

Деметер хотел сказать, что на Западе — как везде: кому-то хорошо, а кому-то не очень, и вообще хорошо там, где нас нет, но коммерсант, с устатку впавший от пива в философское настроение, детектива опередил.

— Там, Валер, соответствуют действительности слова, которые папы-мамы детям говорят: «Сынуля, если будешь хорошо учиться и хорошо вкалывать, то будешь и хорошо жить». А у нас не так. Конкретные примеры нужны?

— Не нужны, — внезапно одобрительно сказала Иза. — Всё правильно говорите, Вольдемар.

Сникерс оценивающе взглянул на помощницу детектива.

— Иза, а я Вам могу предложить всякие фирменные женские штучки по приемлемой цене.

— Что именно?

— Тени, помаду, тушь, лак для ногтей. Женские средства гигиены.

— А тушь какая?

— Maybelline New York Great Lash, — без запинки отчеканил коммерсант.

— Наверное, дорого.

— Для Вас — дружеская скидка.

— Бери, что нужно и сколько хочешь, я оплачу в подарок, — тихонько сказал Изе Валерий, желавший отблагодарить Изу за ее обеды. Помощница шепнула:

— Ой, спасибо, Валер, а цену я ему задрать не дам. Ты, кстати, выйди, подыши. Я без тебя с ним поторгуюсь.

Стоя на улице, Валерий слышал громкие голоса Сникерса и Изы:

— Это же настоящая Pupa! Это Италия!

— Знаем мы эту польскую Италию!.. За Kiki — это много!.. Нет, Golden Rose только помаду возьму...

Когда Валерия позвали, Сникерс от плотного общения с Изой выглядел уставшим. Вручил Изе пакет, а Деметеру — написанный на бумажке счет. Валерий попросил пересчитать в доллары, отдал купюру, Сникерс дал сдачу в молдавских купонах. Валерий прикинул, что курс обмена Сникерс занизил в свою пользу, но при Изе решил не мелочиться.

— Вольдемар, Вы обещали в случае покупки бонус.

— Разумеется, мисс Ватсон!

Коммерсант вручил Изе какой-то пакет:

— Размерчик, вроде, подойдет.

Иза хихикнула:

— Ой, Вольдемар, Вы меня смущаете.

— Дело житейское. Спасибо, что зашли, жду снова. А ты, Валер, с такой помощницей не пропадешь.

На улице Иза сразу заявила, что любовницей Лозы является Корда.

— Почему? Они же, наоборот, ругались.

— Ой, какой ты наивный. Главное не в том, что ругались, а в том, что она его внимание на себя обратила.

— Но она же без «абрикосов». Светлана Лоза о ней сказала: «с лошадиной мордой, не в его вкусе». Чем она может привлечь и удержать спесивого нового русского?

— Во-первых, что он спесивый — это только со слов Волика, которому Лоза кличку «Сникерс» приклеил. Во-вторых, любовь зла. В-третьих, девушки, которые не красотки — это бойцы, Валера. Смазливым жизнь даёт подарки бесплатно. А дурнушки должны за всё сражаться. И в личной жизни тоже. И они это умеют.

— Ни на какую белку Корда не похожа.

— А ты ее живьём видел? Только на фото. И вообще, ласковые имена, которые дают мужчины девушкам — это же так субъективно! Мне, например, никто никогда не говорил, что я на кошку похожа. А вот ты во мне это увидел...

— Убедила, принимаем Корду-Белку как рабочую версию. В любом случае завтра я к ней иду.

Валерий и его секретарша не спеша двигались дальше к ее дому. Несмотря на первый рабочий день после длинных праздников, по улицам шатались пьяные. Хотя был уже поздний час, то там, то здесь стояли группки подростков, которым надо бы быть дома, при папе-маме, которые учат: будешь хорошо учиться — будешь хорошо жить. И никакой полиции на улицах, тем более, канувшей в Лету ДНД.

Иза без всякой связи с разговором о Корде вдруг сказала:

— Знаешь, а этот поговорочник из будки ведь не дурак.

— Эсперантизм — это же интеллектуальное движение. Туда вербуется определенный контингент, малограмотных у них нет. А он — инженер по образованию, в будке не от хорошей жизни оказался.

— Я не о том. О его словах, что у нас наставления родителей детям оказываются враньём. О том, что у нас ненормальная страна.

— Старая пластинка, выщербленный край… Сто раз ты это уже говорила. Через семь месяцев уедешь в свою нормальную страну. С нормальным террористом Ясиром Арафатом, нормальной службой девчонок в армии, нормальным сионизмом, про́клятым в ООН...

Иза ехидно спросила:

— Что же ты вчера старинную сионистскую песню играл?

— То есть?

— Семь-сорок. Самая что ни на есть реакционная песенка: как евреи ждут приезда в Одессу Теодора Герцля — основателя сионизма.

Потом серьезно и сердито сказала:

— Газеты надо читать: резолюцию ООН номер 3379 в конце прошлого года отменили. А остальное даже комментировать не буду и сравнивать с тем, что у нас.

При критике Израиля Иза не на шутку заводилась. Деметер решил разрядить обстановку:

— Что это такое тебе Сникерс подарил в качестве бонуса?

— Хочешь знать, бесстыдник? Трусики-недельки. Семь пар разного цвета. В каждый день недели надеваются новые, представляешь? Lundo, mardo kaj merkredo, poste ĵaŭdo, kaj vendredo...

Жена Валерия тоже такие носила, но он сказал:

— Надо же, что придумали. Практично и гигиенично.

Недалеко от дома Изы к ним вихляющейся походкой подошел наглый рослый молодой человек.

— Эй, дядя, закурить есть?

— Нет, — ответил Валерий.

— А у бабы?

— Отвали, баклан, урою в натуре.

Молодой человек, быстро взглянув на руку Деметера, в которой он держал сложенную телескопическую дубинку, секундой раньше висевшую на поясе под пиджаком, отошел.

— Ты с ним говорил, как настоящий хулиган, — сказала Иза.

— С каждым человеком нужно говорить на его языке, иначе не поймет. Эсперанто для таких случаев не изобрели.

— А если бы он свистнул и подбежали бы его дружки?

— Я бы урыл баклана, в натуре. И дружков. Частные сыщики — это бойцы, — усмехнулся детектив.

Валерий не сказал Изе, что, прежде чем отвечать, он внимательно осмотрелся вокруг. Никакие дружки парня рядом не маячили, маячила его девчонка, перед которой молодой хулиган рисовался, обманутый безобидным и беззлобным видом «фраера» в костюме.

Поздно вечером Деметеру позвонил Казаков, сообщил новость: Ларионова на реанимобиле отвезли в Кишинев, в какую-то тамошнюю элитную больницу. Прогноз по лечению, говорят, неблагоприятный. В инспекторате и в прокуратуре спешат побыстрее сделать все для передачи дела о нападении гопников на Ларионова в суд.

— Тут про него мне мужик один кишиневский рассказал. Он, оказывается, этакий великовозрастный раздолбай, но по жизни его вел папа и от всего плохого всегда отмазывал. Из университета, однако, вышибли со второго курса за уж совсем полный пофигизм, даже папик не помог. В армии умудрился не служить. В ВЮЗИ учился в два раза дольше, чем надо.

В полицию пришел в 29 лет (папа, конечно, устроил), до этого ошивался в каких-то хитрых конторах…

Валерий сразу вспомнил, что его жена тоже окончила ВЮЗИ, и вспомнил ее слова об Алисе. Отделения этого учебного заведения в их городе не было, на сессии его жена регулярно ездила в Кишинев. А не познакомилась ли она там с тем, что лежит сейчас в коме? И ведь забеременела тоже в период ее долгой заочной учебы.

Внутренний голос прикрикнул на Валерия, приказал не думать о всякой ерунде и не рисовать фантазийные картины.