Как в жизни все переплетено. Все связаны со всеми, бесконечная мозаика человеческих жизней, каждая из которых – ее неотвратимо малая часть. Или калейдоскоп – тряхнул его, и новый узор. Кто смотрит в него и от кого зависит, изменится ли он? Цепочка событий, мыслей, поступков… Полинина мама вышла замуж второй раз. А с ее отцом они развелись, когда девочке не было трех лет. Так что никакой трагедии. Зато есть воскресный папа, известный в городе журналист, походы в кафе-мороженое по выходным, позже – на выставки друзей-фотохудожников и прочие культурные мероприятия. Запах краски в типографии, перебивающий друг друга цокот печатных машинок на работе у отца, открытая настежь форточка круглый год, шесть человек в одной комнате, курили прямо здесь, только у редактора был отдельный кабинет.

Полина обожала походы в редакцию. Однажды принимала участие в так называемом импровизированном фильме, который снимали папины коллеги-журналисты. Множество фотографий, где они в разных ролях и нарядах из подручных средств изображают героев-большевиков, разложены прямо на полу. Потом все это будет собрано и наклеено на общий рулон. Под каждой фотографией подпись. Смеялись всей редакцией. Вот такой юмор – острый, легкий, как отношение к жизни, был привит Полине с детства, другого она не понимала, став взрослой. Как, впрочем, и современную журналистику, ту, что жаждет привлечь читателя чужим горем, страшными ДТП, бьющими по глазам заголовками и фотографиями.

 

***

 

У Полины было два дома. Один – воскресный дом воскресного папы. Там, где раньше жили бабушка и дедушка, в самом центре города. И родной, получается, что будничный, где жили они с мамой и отчимом.

Первый раз Полина узнала об отчиме из разговора, случайно подслушанного, она как раз была у отца. Из соседней комнаты доносился его голос:

– Господи, Надя, да он же совсем мальчишка! Как его Полька воспримет? Да у него еще молоко на губах не обсохло чужого ребенка воспитывать!

Полина помнит только, что первые минуты не могла сопоставить слова и действительность. Так часто бывает, когда новости ледяным дождем меняют температуру твоего пространства. Засыпала вопросами отца, тот только буркнул: «Мама все объяснит», уткнулся в газету и закурил.

Да, Игорю было двадцать шесть, маме тридцать три, отцу почти сорок, а Полина пошла в первый класс. Появился новый человек в их с мамой жизни, а в Полининой чуть позднее новый виток, который и определил собой все остальные тропы, дороги, мысли и все, что вмещает судьба человека.

Полина приняла Игоря на удивление легко, хотя первое время, конечно, примешивалось острое и незнакомое ей чувство ревности к маме. Просто вдруг разделили их общее с мамой пространство. Только позднее пришло ощущение, что оно изменилось, стало другим, соединилось с миром Игоря. Он появился на следующий день после того, как мама объявила, что жизнь их скоро изменится. Появился с пакетом, полным фруктов, прямо перед первым сентября.

Полина стояла в проеме двери и смотрела, как мама с Игорем выгружают на стол виноград, персики и яблоки. В конце 90-х это была относительная роскошь. Игорь тогда работал на птицефабрике, хотя по образованию был плановик пятилеток, экономист. Сейчас такой специальности нет и в помине. Виноград – прозрачный зеленый и темный синий – ягоды плотно прижались друг к другу, вобрав в себя тепло и солнце уходящего лета. Капельки воды подрагивают на кистях, отражая оттенки зеленого и синего. В каждой плотной продолговатой ягоде тайна лета, медленно перетекающего в начало осени.

В тот же вечер Полина вышла гулять, прихватив с собой почти все фрукты, которые были на столе, к великой радости соседских детей. Мама потом очень ругалась, говорила «ну зачем все-то было выносить?!», а Полина и сама себе не могла объяснить свой поступок.

Привязанность к отчиму постепенно вытесняла серое вязкое чувство ревности. Он делал с Полиной уроки, никогда не раздражался. У мамы же, по ее словам, не хватало терпения несмотря на то, что она была педагог, работала заведующей детским садом. А еще с ним читали и обсуждали книги Беляева, Майн Рида, слушали Гребенщикова и ходили на концерт Наутилуса, первый взрослый концерт для Полины.

У Игоря была феноменальная память. Он помнил и знал даты самых незначительных исторический событий, сражений, имена древнегреческих философов и поэтов, их работы и высказывания. Полина обожала смотреть с ним популярную в те годы передачу «Что? Где? Когда?». Он отвечал на все вопросы. Природа щедро одарила, только, казалось, перестройка в стране не дает ему крылья расправить. Игорь все повторял, что мечтал планировать те самые пятилетки, а приходится на птицефабрике работать. Время такое было, а потом наступило другое… Но об этом позже.

Игорь прекрасно знал математику. В седьмом классе у Полины началась геометрия, пришел новый учитель. Многое не получалось, было непонятно. Игорь объяснял решения своими способами. Нашел на книжных развалах старые сборники олимпиадных задач. Полина до сих пор хранит тоненький сборник известного советского математика Арнольда «Задачи для детей от 5 до 15 лет», 79 задач для культуры мышления. Обложка потерта, на ней сам Арнольд в футболке, джинсах с каким-то малышом, удивительно теплая фотография… Те упражнения, которые для пяти лет, дались мучительно тяжело, вот такая была слабая у Полины культура мышления. Задачи разбирали вместе, рисовали схемы.

– Ты пойми, Полин, все должно быть просто, на уровне перекладывания спичек! Пусть решение будет понятно тебе самой настолько, чтобы ты могла объяснить его маленькому ребенку.

«На уровне перекладывания спичек» – эту фразу часто повторяла своим студентам, когда училась в аспирантуре и вела занятия у первокурсников, а Игоря уже давно не было. Для нее давно, а для вселенной каких-то пять лет, миг один…

– Понимаешь, математика – это просто язык, на котором мы учимся с тобой говорить.

«Громко и четко, громко и четко» – всю жизнь пыталась учиться говорить на этом языке.

 

***

 

На очередное родительское собрание в школе ходил отец. У мамы на работе произошел форс-мажор, потекли трубы, и она осталась до ночи в детсаду. Собрание было в пятницу, а в субботу Полина, как обычно, поехала к отцу. Открыла дверь своим ключом. Отец не встретил, не услышал ее, разговаривал в соседней комнате по телефону. Обрывки фраз доносились, скрывая ответы диалога на той далекой стороне провода.

– Детка, я приеду, обязательно! Потерпите немного. Нужно уладить кое-что на работе. Готовь пока Аню и забирай документы из школы.

Голос отца стал тише, Полина молча стянула кроссовки, прислушиваясь. Надо же, «детка!». Так называл он только Полину. Стало тревожно, и неприятно засосало под ложечкой. Отец наконец-то услышал ее:

– Детка! Приехала! У меня для тебя хорошие новости!

Сердце как-то вдруг оборвалось, будто предчувствуя что-то, словно будущее из-за облака выглянуло и снова спряталось, только очертания его в сознании отпечаталось неясным рисунком, нельзя… рано еще, рано.

– Что за новости?

– Кажется, дедушкины гены в тебе начинают просыпаться! – отец засмеялся, таким родным и привычным жестом, щелкнул зажигалкой и закурил.

– В смысле, пап? Какие еще гены, о чем ты?

– На собрании тебя вчера очень хвалила учительница математики, симпатичная такая брюнетка!

– Какая же она симпатичная! Ей сорок почти! Что говорила?

– Сказала, что ты ее удивляешь. Что, наверное, она будет готовить тебя к олимпиаде. А потом поинтересовалась, занимаемся ли мы с репетитором. Вы что с мамой правда репетитора наняли?

– Да ты что! Игорь со мной занимается, да и самой интересно…

– Знаешь, дед говорил, что если ты вдруг надумаешь стать математиком или прикладником, как он сам, то, когда тебе исполнится семнадцать, можно будет открыть доступ к его библиотеке. Некоторые книжные шкафы отец запирал на ключ… Ты же помнишь, он был болен, вел себя странно последний год жизни…

Полине было шесть, когда умер дед, и она его почти не помнила. Знала только, что он был известным в своей области прикладным математиком и работал всю жизнь на оборонную промышленность. Когда мама с папой поженились, мамина дальняя родственница пригласила ее в ГДР, поехать не разрешили, дедова работа стала препятствием для выезда.

На следующие выходные отец уехал в длительную командировку в Москву. Сказал, что на месяц, а может даже больше.

– Буду скучать, детка, не грусти!

– Ладно, пап! «Колу» привези, ты обещал.

В конце 90-х – это была мечта, попробовать колу, отец рассказывал, как обжигает сладкий кофейный, хотя нет… неповторимо острый, солнечный летний напиток. Вроде простая газировка, а остается привкус волшебства и праздника.

 

 

 ***

 

А потом действительно началась активная подготовка к районной олимпиаде по математике. Полина оставалась с учительницей после уроков, дома занималась с Игорем. Десятки задач, примеров и такое новое чувство азарта и даже эйфории, когда решения приходили быстро. Полина стала физически ощущать их красоту и гармонию. Это был идеальный мир, который она создавала сама. Игорь часто заставлял находить новые решения, говорил, что предыдущие слишком громоздкие. Полина сначала обижалась, но поиски продолжала. Комкала исписанные листочки и швыряла прямо на пол. Отчим только посмеивался.

Ей часто снилась снежинка на ладони, поздний морозный вечер. Она стоит на автобусной остановке одна, напротив старый парк и арка дома. Самое удивительное зимой – это видеть, как свет фонаря выхватил для тебя чудо танцующих в бесконечности вселенной ее серебряных ледяных частичек. И вдруг в арке появляется ангел. Полина точно знала, что это он, только не могла его разглядеть почему-то:

– Ангел, ты здесь? Мне страшно, возьми меня за руку.

Он неизменно брал ее руку и подносил к глазам так близко, чтобы она могла разглядеть снежинку. Она начинала таять, неравномерно теряя чистоту своих линий и сложных узоров.

– Поправь ее, Полина! Быстрее!

– Но как?! У меня не получится!

– Значит ты еще не готова, Полина.

Она просыпалась. Было чувство, словно забыла что-то важное, что-то жизненно важное не увидела или потеряла, а, может, еще не нашла?

 

***

 

На районной олимпиаде Полина заняла второе место, уступив первенство школе с математическим уклоном, которую как раз и заканчивал Игорь. Учительница позвонила вечером и сообщила результаты.

Решили отпраздновать всей семьей и прокатиться на катере. Была поздняя теплая осень, последнее тепло и последние прогулки по реке. Полина каталась когда-то давно с классом. С собой взяли термос, мама заварила свой любимый чай с мятой и чабрецом, быстро нажарила гренок. Ехали в пустом троллейбусе до пристани. Из маминой сумки разносился запах дома и еще теплых золотистых гренок, ужасно хотелось есть, «терпи!» – Игорь смеялся. Катер был старый, краска на бортах облупилась. Его покачивали черные волны, звонко шлепая по днищу, вытесняя из своей стихии. Пассажиров было мало, уже не сезон. Поднялись на борт и заняли столик. Катер еще не отшвартовался. Вдруг сзади знакомый смех, такой знакомый, что Полине даже не надо было оборачиваться, но она все-таки повернулась. Отец. Он держал за руку высокую женщину, яркую, рыжую, красное пальто и вязаный длинный шарф, а рядом такая же рыжеволосая девочка, «наверное, ровесница», подумалось машинально.

Растерянные глаза отца и мгновенная реакция Полины – сбежать. Рванула на берег, задев плечом рыжую девочку. Потоки слез, скорость, ветер свистит в ушах, а в висках пульсирует «Детка!», торопливый стук маминых каблуков сзади и окрики Игоря. Испорченный вечер и появившийся в жизни новый вкус предательства.

 

***

 

И снова жизнь вплела новый виток в свой удивительный узор, где дом отца перестал быть для Полины ее домом. Дом – это родное, наполненное тобой и твоими мыслями пространство, твоими привычками и даже поступками. А если в коридоре висит красное пальто, а на полке змеей свисает длинный вязаный шарф, значит, в реку времени льются новые потоки, чужие… И пространство дома тоже становится чужим. Вот так. Окна настежь, дом отдает тепло и Полинины запахи, готовясь впитать неуловимый запах духов рыжей женщины и девочки.

Несколько недель после той встречи Полина отказывалась говорить с отцом по телефону или просто бросала трубку, если подходила сама. Мама уговаривала, объясняла, что отец не виноват, «просто жизнь сложна и многообразна», любимое ее выражение. Сложна и многообразна, а вот чтобы это принять, требуется сама жизнь. Парадокс, почти как лента Мебиуса – простейшая неориентируемая поверхность с краем. Ключевое слово – неориентируемая.

Полина сидела по выходным в центральной библиотеке города. На столе стопка книг, до нашествия интернета еще годы, а сейчас эра долгого, а потому настолько ценного поиска информации, поиска, сопровождающегося тихим шелестом страниц. Этот поиск живой, он имеет запах книг и предвкушения нового. Полина читала, как открыли ленту Мебиуса два немецких математика в далеком 1858 году – сам Мебиус, в честь которого ее и назвали, и Иоганн Листинг. Много всяких математических идей связано с ней, и даже писатели-фантасты упоминают ее.

Накануне зимних каникул Полина возвращалась домой из библиотеки. Темнело рано, было морозно, тихо шел снег, троллейбусная остановка пуста, выходной. Остановки тогда не объявляли. Полина еще плохо ориентировалась в городе. Это были ее первые самостоятельные выезды. Уткнулась носом в ледяное стекло. На нем узоры морозными кружевами скатертью стелются. Начала дышать, от ее дыхания зимняя ткань рвется, оставляя прогалины на окне, зато становятся видны фонари на проспекте, темные очертания домов и остановки. Не пропустить бы свою. Полина думала об отце. Понимала, что очень скучает, как не хватает ей совместных выходных, запаха его сигарет, смеха… а еще скучала по их общему дому.

От остановки до дома через несколько дворов в темноту лентой тянется заснеженная дорожка. Деревья черными ветвями держатся за провода. Желтыми квадратами светятся окна домов. Хруст снега под ногами и вдруг схватившее за горло чувство одиночества. Полина пустилась бегом. У своего подъезда – не поверила глазам, сердце застучало в горле то ли от быстрого бега, то ли от волнения. Она увидела отца. Он стоял почему-то без шапки и курил. Вдруг заметил ее и пошел навстречу. Несколько шагов, и она уткнулась носом в его куртку. Отец крепко обнял ее и поцеловал в макушку. Минуты принятия нового мира и новой реальности. Вдыхала такой родной запах прокуренной куртки, чувствовала тепло его дыхания… Договорились, что увидятся в следующую субботу на катке.

 

 ***

 

Следующие выходные выдались солнечными. Каток располагался рядом с домом отца. Каждую зиму, если погода позволяла, они катались вдвоем, хохотали. Потом шли есть в соседнюю столовую горячий борщ, а следом неизменно отец покупал эклеры и тархун, себе – кофе. «Поверь, это гораздо лучше колы!», – смеялся. От эклеров пахло ванилью и предвкушением Нового года.   

Прошлогодние коньки немного давили. Отец взял ее за руку, и они поехали, медленно набирая скорость. От яркого солнца набегали слезы, и снег вокруг катка от этого еще ярче горел серебром. Лед постепенно заполнялся, хохот и свистящий звук коньков. Заливистый смех малышни и грация неуклюжих медвежат, вставших на коньки. Один из таких, вырвавшись из родительских рук, несся прямо на Полину с отцом. Она машинально выставила свободную руку вперед, но скорость, которую набрал малыш, оказалась достаточной для того, чтобы сбить с ног. Она упала, неловко вытянув вперед правую ногу. Отец тоже не удержался, успев схватить хохочущего малыша. К ним уже подоспела молодая женщина, извинилась и прямо за воротник куртки потащила ребенка. Полина попыталась подняться, но нога в правом коньке вдруг загорелась болью, закусила губу и повисла на отце. Тот потащил ее к бортику. Наступить на ногу не получалось.

– Полька, пойдем к нам! Татьяна – врач-педиатр. Посмотрит тебя. Заодно познакомишься, раз уж так вышло!

– Пап, не пойду я, даже не проси! Помоги переобуться и посади на автобус.

Когда стали снимать коньки, Полина взвыла. Боль стала управлять и подчинять. Она вцепилась в отца, молча кивнула. Он все понял и буквально потащил ее на себе к дому. Самое сложное оказалось подняться на второй этаж. Сердце стучало то ли от боли, то ли от волнения. Дверь открыла новая жена отца. Сквозь боль ярким лучом блеснуло впечатление первой встречи. По факту, конечно, второй, первая же была около катера, но та не считается…

Густые рыжие волосы собраны в высокий хвост, короткий домашний халат. Полину всегда завораживали распущенные длинные женские волосы, мечтала о таких. У нее было каре с пятого класса. Мама убедила, что ей идет. В глубине коридора из ее бывшей комнаты выглядывала рыжеволосая девочка. Она была явно выше Полины, а может, так издалека показалось. Память впопыхах за пару секунд сделала несколько снимков, навсегда они отпечатались в сознании.

– Полина, здравствуй! Проходи! Меня тетя Таня зовут, – внимательно посмотрела на отца и поджатую ногу Полины. – Андрей, что случилось?

– Тань, посмотри ее, кажется, ногу подвернули на катке.

– Аня, неси стул быстрее в коридор!

Усадили Полину. Мысль ревностной птицей коснулась крылом – обе мать и дочь были очень красивы и похожи между собой. Татьяна присела на корточки, осматривая ногу – «Полина, терпи». Нахмурилась, волосы из хвоста тяжелыми медными струями по плечам.

– Андрей, надо рентген сделать и как можно быстрее. Нога начинает отекать. Вызывай такси, и езжайте в травмпункт. Ань, принеси анальгин, на холодильнике аптечка.

И снова кольнуло, перебивая основную боль, как по-хозяйски распоряжается Татьяна, и быстро ориентируется в ее доме Аня. Пространство бывшего Полининого дома услужливо расступается перед новыми жильцами.

Такси приехало быстро. Рентген, осмотр хирурга, а потом операция. Оказался сложный перелом, и бесконечно тянущийся месяц в областной детской больнице.

В палате ровесников не было, Полина и еще две мамы с малышами. Монотонный больничный быт. Дни похожи между собой, словно капли дождя. Кажется, что никогда из них не вырваться.

Впервые появилось острое чувство времени. Минуты могут быть длинными и короткими. Могут медленно стекать, как на той картине Дали, правда, там часы, изменив форму, словно плавились в пространстве. Значит, мы сами управляем его длительностью.

Полинины дни в этот месяц наполнялись чтением, запахом мандаринов, ожиданием визитов мамы и Игоря, и снова ожиданием. Игорь часто оставался до позднего вечера. Приносил новые задачники, снова решали, спорили. Маме звонила учительница математики, говорила, что Полина, как победитель районной олимпиады должна начинать готовиться к областной. Несколько раз навещал отец. А однажды после дневного сна в палату постучали. Дверь приоткрылась – Татьяна. Полина смутилась, бросило в краску.

– Полина, папа уехал в командировку! Просил меня навестить. Ты не против?

– Конечно! Садитесь, – вдруг захотелось ей угодить и от этого появилось странное чувство, что кругом все видят эту фальшь и вранье. А остановиться Полина уже не может. Начала оживленно рассказывать про подготовку к олимпиаде, показывала учебники. Татьяна внимательно слушала и улыбалась. Полина точно знала, что и она фальшивит. Вдруг та начала рыться в сумочке и достала оттуда флакон с духами, правда без коробки.

– Вот, возьми, это французские. Ты уже взрослая девочка, думаю, оценишь.

Полина смутилась еще больше. Когда Татьяна ушла, она брызнула немного на футболку, запах был удушливый и сладкий. Мамочки потом ругались и долго проветривали палату.

На следующий день пришла мама и забрала духи: «Странный подарок!».

 

 ***

 

С этого цветочного, удушливого, кем-то придуманного искусственного запаха начались странные отношения Полины и Татьяны. После выписки из больницы она вдруг снова по выходным стала ездить к отцу, каждый раз будто преодолевая себя. Отец радовался. Мама была не против.

А Полина играла в непонятную для себя игру, словно кто-то управлял ею, какой-то небесный кукловод. Спрятался за тучи, его не видно и нитей не видно, только силу их натяжения чувствуешь. Дергает тебя, поворачивает в разные стороны, и ты не можешь объяснить, что там наверху происходит. Но только это точно не ты, не твой голос звучит, а чей-то фальшивый, напоминающий голос Полины. Однажды, собирая вечером вещи в рюкзак для выходных, услышала разговор Игоря и мамы. Дверь на кухне была приоткрыта, монотонно гудел холодильник, голоса приглушенные:

– Надя, я не понимаю, зачем она ходит туда? С твоей подачи или Андрея, объясни? Я же вижу, ей тяжело!

– Господи, Игорь! Не выдумывай! Разве ее кто-то заставлял? Сама попросилась после больницы, ты же помнишь. Сколько можно по улицам таскаться по выходным? Ничего в этом нет особенного, многие так живут и нормально общаются.

– Это ты не понимаешь! Я вижу, что она страдает, только сама себя понять не может. Она сложный человек, Надя. А тут еще подростковый период.

– Ничего. Пусть Татьяна привыкает, что это и Полины дом тоже. К тому же отец Андрея в конце жизни просил меня, чтобы Полина могла пользоваться его библиотекой, когда ей исполнится семнадцать. У него было много странностей, конечно, тем не менее…

– Боже мой! О чем ты думаешь? Татьяна, библиотека! Да на Польке лица нет, когда она туда отправляется.

– Игорь, давай закроем эту тему.

 

 ***

 

А дома у отца снова маска, улыбка, общее чаепитие. Аня держалась отстраненно, старалась быстро уйти, говорила, что гулять. Возвращалась поздно, спали в разных комнатах. Полине стелили в кабинете деда. Книжные полки вдоль стен от пола и до потолка. Один книжный шкаф закрыт на ключ, дедов рабочий стол, темно-коричневый, покрытый лаком с прожилками срезанного дерева. Полина любила садиться за этот стол и медленно проводить по нему ладонью. Они обменивались, рука отдавала тепло и забирала холод и одиночество гладкой поверхности.

Чай пили долго. Отец делился новостями с работы, шутил. Потом забирал свою кружку и уходил в зал. Полина почему-то стеснялась выйти из-за стола. Начинала рассказывать про школу, книги, которые читала, все подряд, будто пытаясь удержать внимание Татьяны. Та внимательно слушала и улыбалась. Только улыбка ее была отражением Полининой фальши. Затянуло их болотом собственной неискренности. Вот такая песня получилась – в будние дни куплет, а по выходным припев. И снова, и снова, несколько месяцев подряд одно и то же звучание. Только иногда вдруг пробивался свой чистый и настоящий голос, когда весной усиленно начала готовиться к областной олимпиаде и забывала обо всем, лишь красота решений и их непрерывный поиск.

 

 ***

 

В начале марта поехали после школы с Игорем на книжные развалы. Было неожиданно тепло, так тепло, как вдруг бывает весной накануне сильных морозов. Полина даже сняла шапку. На тротуаре начал подтаивать снег. От земли еще холод идет, а с небес потоками льется солнце. Книжные развалы располагались рядом с самым большим кинотеатром города «Пролетарием». Подошли к тому продавцу, у которого обычно Игорь покупал сборники задач. У других была в основном художественная литература, а еще альбомы с репродукциями. Книги старые, у многих пожелтела обложка. Полина остановилась у альбома Дали и попросила у продавца разрешения полистать. Вот те самые «Текучие часы» или «Постоянство памяти», а вот портреты его жены Галы, она была очень красива для него, так Полина почувствовала. Он будто разрешил себе поделиться ее красотой со всем миром. Игорь окликнул:

– Наконец-то появился здесь учебник по теории чисел! Это то, что нам нужно.

Так началась новая волна в подготовке к олимпиаде. Это была настоящая магия погружения в мир абсолютных абстракций с удивительно красивыми названиями – магические квадраты Дюрера и Афанасия Кирхера, которым даны имена планет. Квадрат Солнца, Марса, Венеры. Цифры жили своей жизнью, но Полина ими управляла. Они подчинялись, упорядочивались так, как было нужно ей. Это мир в своей бесконечности многообразия позволяет наблюдать за собой, дарит ключи от множества дверей. Открой любую и увидишь то, что сможешь сегодня. А завтра картинка будет для тебя иной. Только цифры и арифметические операции с ними, сложная простота или простая сложность.

Областная олимпиада планировалась на весенних каникулах в первых числах апреля. Дата попала на понедельник, а накануне традиционно выходные у отца. Ани дома не было, ее отправили на все каникулы к бабушке и дедушке. Татьяна дежурила в больнице. Настоящее счастье и иллюзия вернувшейся прошлой жизни – только они вдвоем с отцом. Как хорошо! Была суббота, а потом еще половина воскресенья перед приходом с дежурства Татьяны. Отец уехал на рынок. Вдруг захотелось сделать ему приятное. Полина кинулась убирать дом, надо бы еще испечь пирог с яблоками, а потом будем пить чай. Мама всегда говорила, что в доме должно пахнуть выпечкой.

Начала протирать пыль сначала в зале. Дверь шкафа с одеждой чуть приоткрыта, Полина толкнула ее, желая проверить, что мешает. Прямо на ноги свалился прозрачный пакет, а в нем джинсы, голубая варенка, о которой она так мечтала! Сколько просила маму и Игоря, они под разными предлогами отказывали. Полина понимала, просто пока на это нет денег, так все жили тогда. А отец все-таки купил! Только бы размер подошел! Начала доставать джинсы из пакета и услышала, как повернулся ключ в двери, пришел отец. Она повисла у него на шее.

– Пап, спасибо тебе! Это сюрприз был, да? К весне?

– Детка, о чем ты?

– Пап, сам купил и забыл?! О джинсах, конечно!

– Полина… Ты меня прости. Это не тебе. У Ани скоро день рождения… А тебе я тоже обязательно куплю, даже не сомневайся!

 

 ***

 

Олимпиаду Полина провалила. Не смогла собраться, не было нужного настроя, она сама не понимала… Решения рассыпались. Условия казались громоздкими, не подчинялись ей, как обычно. Будто потерян ключ, и вот ты стоишь перед дверью и подбираешь из связки то, что у тебя есть. А замочная скважина ждет свой ключ с уникальной для нее резьбой.

Класс чужой школы, где писали олимпиаду, располагался на солнечной стороне. Быстро стало жарко, а одеты были еще по-зимнему. Щеки пылали, на исписанном последнем листочке влажный след от ладони. Вышла раньше остальных, хотя время еще не закончилось. Дома никого не было, будничный день. Рухнула на кровать и мгновенно заснула.

Проснулась от звука закипающего чайника на кухне. Значит, пришел Игорь, мама обычно задерживалась. Вышла на кухню, на столе любимые эклеры.

– Полина, как прошло? Ты что-то не в духе? Сложно было?

– Игорь, кажется, я пролетела. Вернее, точно. Почти ничего не решила.

Подбородок предательски задрожал, разревелась. Игорь молча приобнял. Ей вдруг стало так жалко себя, что она впервые почувствовала бесконечное одиночество. А еще появился незнакомый привкус безысходности и собственного бессилия, предвестников взрослой жизни, наверное.

– Полин, ты руки-то не опускай. Обидно, я понимаю! Знаешь, сколько еще будет в твоей жизни таких олимпиад. Нам один профессор в университете говорил, что истинное знание то, которые вы даже в самых стрессовых ситуациях сможете показать…

– Игорь, спасибо тебе! – Полина вытерла слезы.

– Не за что! Ешь! У нас еще все впереди. Вернее, у тебя. Будем оттачивать мастерство.

Вечером Полина услышала разговор мамы и Игоря. Она легла раньше обычного, но долго не могла заснуть.

– Надя, послушай, звонил сегодня Олег Шамин. Помнишь его? Мы вместе учились, он потом остался преподавать.

– Игорь, смутно очень. И что?

– Он рассказывал про детей. У него старший сын седьмой класс заканчивает, как и Полина. Учится в математической школе, а после восьмого они планируют попытаться в Москву в интернат Колмогорова при МГУ, там живут и учатся одаренные в математике дети со всей страны.

– Не понимаю, к чему ты клонишь?! Ты что же собрался Полину туда отправить?

– Надя, что ты так в штыки? Я советуюсь с тобой! Как я сам могу такие решения принимать… К тому же туда надо сдавать экзамены, за год мы бы могли ее подготовить! Пойми, это совсем другая стартовая площадка для нее!

– Господи, Игорь! Она же совсем еще ребенок! А это все-таки интернат… пусть и для одаренных детей! Как-то ты меня огорошил своей идеей!

 

***

 

Вот так и шагнули в начало лета с этой будоражащей всю семью идеей. А лето для Полины всегда начиналось каждый год в один и тот же день 15 мая – мамин день рождения. Вся квартира вдруг заполнялась цветами – тюльпаны, гвоздики и сирень. Дарили в детском саду воспитатели и даже родители, часть цветов мама оставляла в кабинете. Это уже в далеком будущем стали преподносить орхидеи, удивительно красивые цветы… только они совсем не пахли. И от этого праздник бледнел и уже не было того упоительного предвкушения лета. Тюльпаны осыпались первые. Полина любила рассматривать их лепестки – темные у сердцевины, будто с ниточками вен, словно сама природа пульсирует в них, нежно и тонко подрагивая тайной рождения красоты.

Накануне дня рождения традиционно шли с подругами обрывать частный сектор, утопающий в сирени. Сами жили рядом в многоэтажках. Две одноклассницы – Ольга и Ира. Ольга Верлина – сестра самого настоящего олимпийского чемпиона по гребле. Олька братом гордилась. Сама тоже занималась греблей и иногда брала с собой в бассейн по блату, брат проводил после тренировок, вода была свободна. Ольга крепкая, высокая. Девушка с веслом, так Игорь шутил. Говорил: дружи с ней, Полина, она в обиду не даст, и – смеялся. Ира Казабцова… сидели за одной партой. Бежали с охапками белой сирени, почему-то в этом году хотелось именно белой, и дразнили Иру: «Казабцова, Казабцова – зови меня так! Мне нравится слово!». Наутилус тогда очень был популярен и особенно песня «Казанова». Ира дулась и показывала язык.

В этот раз тоже планировался бассейн. Забежали с букетами к Полине домой, поставили в трехлитровые банки с водой и помчались. Мама была еще на работе. По дороге Полина рассказала подругам о возможных переменах.

– Полин, как же ты там будешь? Интернат все-таки… – Оля взяла под руку ее и Иру.

– Оль! Не висни на мне, ты тяжелая! И, вообще, мы точно еще не решили. Осенью поедем на день открытых дверей, посмотрим, что к чему. И потом интернат – это так говорится… Просто буду без родителей жить, вот и все.

– Я бы не смогла! Ты смелая, Полин! Мне бы вашей решимости, – вздохнула Ира.

– Сегодня получишь! Будем прыгать с пятиметровки! – Оля подмигнула. – Я загадала, что если ты, Полин, не испугаешься, значит все у тебя получится! А Ирке я просто волшебного пинка дам для храбрости, – Оля начала хохотать.

– Да ну вас! – Иринка побежала вперед. – Догоняйте!

В раздевалке пусто. Только они трое. Запах хлорки, воды и голоса звонким эхом бьются о стены бассейна, заканчивается тренировка. Зашлепали сланцами по коридору. Олин брат издалека махнул рукой, значит, вода свободна. Свободна для них троих. А они трое, четырнадцатилетние девчонки, свободны пока от всего – от будущего, слез, одиночества, бесконечной воронки взрослых пустых мыслей. Их легкость в воде ничем не отличается пока от легкости на суше. Только жить, только в настоящем. Все впереди – разводы, драмы, болезни детей…

Ольга закончит институт физкультуры. Поедет отдыхать на Кипр, выйдет замуж за киприота. Родится девочка, а потом – мучительный долгий развод и требование отца забрать малышку. Через несколько лет Ольга вдруг начнет пить… Ирина, наоборот, счастливо выйдет замуж за одногруппника, родится Славка, через год ребенку поставят диагноз – аутизм, вся жизнь подчинится другой жизни в каком-то ином измерении…

А пока – хохот, брызги. Ольга первая взбирается на трехметровую вышку, девчонки за ней. Делает кувырок в воздухе и стрелой разрезает голубую воду. Девчонки по очереди солдатиками прыгают за ней. Немного страшно, но все же привычно. Трехметровку преодолели уже давно. Оля первая поднимается по лестнице на пятиметровую высоту. Ирина сразу отказалась, а Полина решила попробовать.

Ольга уже в прыжке. Полина подошла к краю. Лишние два метра высоты, и сердце вдруг заколотилось: «Прыгнешь, тогда все у тебя получится!». Надо только прыгнуть. Просто сделать шаг в пустоту, зажмурить глаза, полететь, и врезаться в другую стихию. Она примет тебя, обязательно примет. Надо только падать под правильным углом, желательно прямым, иначе будет очень больно. Сердце птицей трепетало в горле, зажмурилась и сделала шаг. А потом несколько больших секунд, как в сольфеджио, в полете и под водой. Значит, все должно получиться…

 

***

 

Лето началось под знаком Сканави – автора известного задачника по математике для подготовки к поступлению в вузы, очередная удачная находка Игоря на книжных развалах. Много лет спустя, учась в аспирантуре, она подменяла преподавателя подготовительных курсов. Зашла в аудиторию, а на столе для нее был приготовлен все тот же Сканави, только новое издание. На перерыве выгнала школьников, чтобы проветрить аудиторию. Прошлась между рядами, парты тогда были нещадно исписаны: «Сканави и его беспощадные дроби!», «Корням от Сканави неведома жалость», «Тут у Сканави все известно, но непросто» и так далее, и тому подобное.

– Сможем решить хотя бы половину задач к концу восьмого класса, поступишь с легкостью!

– Игорь, да я весь решу, подумаешь! Еще почти год впереди.

– А ты попробуй. Это совсем новый уровень для тебя.

Задачи были невероятные… очень сложные, красивые, притягательные. Именно притягательные. Полина часами не могла оторваться от учебника. Казалось, что собираешь пазл, и вот еще один элемент и еще, но не хватает последнего, чтобы завершить картину. Задачи каждой отдельной темы были удивительным образом подобраны друг к другу. Звучали в одной тональности, словно отдельные мазки целой картины. Реши их все, и будет тебе открыто новое, словно отодвинул ночную штору, яркий солнечный свет в глаза, ветка дерева и плывущие облака.

– Полин, собирайся! На речку поедем! Жара сегодня жуткая! – мама возвращалась с работы и каждый раз предлагала.

– Мам, может вы вдвоем с Игорем, а?

– Странная ты, Полин! В отпуск все равно не сможем поехать…

– Мне отец обещал Крым в августе.

Мама и Игорь уезжали, а Полине хотелось побыть одной. В тишине слышалось гораздо больше, и свой внутренний голос начинал звучать совсем по-другому. После восьми вечера распахивала окна настежь. Становилось прохладнее. Чайная ложка соды в холодную воду из-под крана, чуть лимонной кислоты и ложка клубничного варенья – самодельная газировка, Игорь научил.

 

***

 

К августу купили новый купальник – ярко-красный… А в Крым не поехали.

– Детка, прости! Соседи на этой неделе залили. Татьяна решила делать ремонт. Наверстаем следующим летом.

Во время ремонта виделись с отцом всего один раз за месяц. Приезжала без ночевки. Татьяна и Аня выносили книги из кабинета деда. Полки пустели, а стопки многоэтажками росли в коридоре прямо на полу. Аня водрузила последние несколько книг на ближайшую к ней стопку, та покачнулась и рассыпалась горой на полу. Пару обложек оторвалось, книги были старые, справочники по физики, другим техническим наукам. Без обложек листы казались обнаженными. Стало неуютно и тоскливо.

– Поль, да ты не волнуйся! – отец подмигнул ей. – Никуда от тебя дедово наследство не убежит. Мы это все на дачу перевезем. А там, может, и на книжные развалы.

– Пап, ну как же… Ты же сам говорил, что тут что-то ценное есть для меня, помнишь?

– Детка, ну что тут может быть ценного? Математическая энциклопедия только. Помню, с каким трудом ее доставали, между прочим, в тот день, когда ты родилась. Можешь, кстати, забрать, я специально отложил. А вообще-то храню все это только ради памяти отца до твоего семнадцатилетия, как и обещал ему.

– Пап, комната пустая без книг…

– Ерунда. Это пока. Мы ее решили Ане отдать.

Полина забрала все четыре тома энциклопедии, и уехала домой.

 

***

 

А потом был дождливый сентябрь, кленовые листья расплывшейся акварелью качались в лужах, а еще ярко-бирюзовая куртка, которую привезла мамина подруга из Польши – почему-то за бутылку водки. Там тогда дефицит был с водкой, а у нас с куртками. На кармане вышитая пальма. На всю школу несколько счастливых обладательниц. Куртки были одинаковые и всего два цвета – бирюзовый, как у Полины, и салатовый.

В этой куртке и поехали в ноябре с Игорем в Москву на день открытых дверей в школу-интернат им. Колмогорова. Куртка была легкая осенняя, а у зимней прошлогодней стали короткими рукава… Мама связала теплый свитер (распустила свой старый) и заставила надеть под куртку, тогда все так жили… доставали, перешивали, перевязывали и долго помнили потом вот такие бирюзовые куртки.

На вокзале встретились с другом Игоря и его сыном, которые тоже ехали на день открытых дверей. Билеты купили заранее, чтобы оказаться на соседних полках плацкарта.

– Полина, это Максим. Познакомьтесь. – Игорь подтолкнул ее к высокому пареньку.

Тот стоял без шапки. Русые вьющиеся волосы собраны в хвост. Улыбнулся, улыбка была хорошая… Почему-то вдруг стало остро стыдно, что она в шапке. Глупо, конечно…

– Максим.

– Полина.

Пока проверяли документы при входе в вагон, Полина шепнула Игорю:

– Как же ему с такой прической в школу разрешают?

– Да он долго на домашнем обучении был. Занимается прыжками на батуте, неудачно прыгнул на соревнованиях и сломал позвоночник. Во второй четверти в школу пойдет уже. Ты смотри, не влюбись!

Полина покраснела и нахмурилась, не любила такие шутки. Поезд уносил в ночь. Спать легли почти сразу. Только Игорь с отцом Максима ушли в тамбур курить. В вагоне выключили свет. Полина долго не могла уснуть. Ездила сто лет назад с родителями на море, ощущения давно забыты. Этот монотонный тревожный ритм, летишь под него в другой город, другое пространство, только мысли твои, и они принадлежат только тебе. Будто метроном задает сейчас темп твоей жизни, темп для всех тех, кто сейчас спит в этом вагоне. Утром туман в голове, за окном в черном небе яркими звездами несутся московские огни, горячий чай в подстаканнике.

Вокзал встречал хмурым рассветом. Когда выходили из вагона, Максим подал руку, непривычно. «Смотри, не влюбись!», одернула сама себя. А потом гул метро, потоки людей, машин, необъятность и размах пространства столицы, «ток по рукам», как в песне Виктора Цоя. Полина жадно вдыхала Москву.

Четырехэтажное учебное здание и два корпуса общежития. После самой встречи в актовом зале, где она почти ничего не запомнила и не услышала, голова шла кругом, их провели и показали все. А потом невероятное, стремящееся ввысь здание МГУ. Игорь рассказал, что до 90-х оно было самым высоким в Европе.

В три часа дня были свободны. Сил хватило на Красную площадь, затем поехали отдохнуть к родственникам Максима и его отца. Поезд домой уходил в двенадцать ночи. Квартира была пустая, хозяева в командировке. Мужчины принялись варить пельмени, в морозилке для гостей оставили запас.

– Ребята, отдохните пока в зале, музыку послушайте, обменяйтесь впечатлениями. – Игорь подтолкнул Полину, знал, что она будет стесняться.

Максим кивнул ей и улыбнулся. И стало вдруг очень тепло, легко стало… Вот так в один миг. Так бывает, правда. Будто от другого человека волны идут, теплые или ледяные, он сам решает, ведь источник внутри. И рядом идущих этими волнами накрывает. Главное, чтобы температура волны совпала с твоей. И разговаривать с ним было очень легко. Обсуждали школу, планы на будущее. А потом ели горячие пельмени со сметаной, от тарелок шел пар, пили чай. Игорь всегда заваривал очень крепкий. Толсто нарезанный батон, открыли банку абрикосового варенья. Полина часто позже вспоминала терпкий вкус этого московского чая и возникшее вдруг ощущение праздника и эйфории: что-то новое впереди! Новое, тревожное и, наверное, счастливое. Так казалось.

Уезжали ночью. Первая метель бросала снег в окно. Снова метроном задал ритм, поезд зазвучал. Из соседнего купе тихо доносилось:

 

«Солнца свет и сердца звук,

Робкий взгляд и сила рук,

Звездный час моей мечты в небесах.

На заре голоса зовут меня…».

 

Песня «На заре голоса зовут меня» тогда была хитом номер один. Проводница сделала замечание, звук стих.

 Много лет спустя случайно услышала эту песню на музыкальном шоу «Голос» уже в чужом исполнении. Сколько всего за эти годы накоплено, прожито, а песня вдруг всколыхнула то удивительно чистое, что завалено сверху тем самым прожитым. А еще от тех советских песен и клипов возникало стойкое ощущение целомудренности.

 

***

 

По возвращении домой взяли с Игорем новый темп. Поделили страницы задачника Сканави на количество оставшихся до поступления месяцев и закусили удила. Мама только головой качала:

– Загонишь девку!

– Надь, да ты посмотри на нее! Она светится вся! Энергия через край просто!

– Тревожно мне все-таки, ребенок совсем… Как она там будет?!

– Не думай пока об этом, Надь! Может и не поступит еще…

Такие разговоры часто повторялись. Полина к ним привыкла и особо не вслушивалась. Прибегала после школы, наспех перекусывала и сразу погружалась в решение задач. Она набирала силу, как спортсмен после длительных тренировок. Вдруг стала пропадать та мыслительная близорукость, которая была в самом начале и от которой так много скомканных и порванных листочков валялось вокруг стола. Вот оно, условие примера, от него длинная дорога к идеальному миру упорядоченной Вселенной, к ответу. Что-то похожее от работы реставратора… Полина недавно видела передачи про их работу. Какое мастерство и точность движений рук, точность в ощущениях и предчувствии настоящего, того, что сокрыто. Мастерство приходит со временем. А хочется так много уже сейчас. Длинные выражения сокращались, появлялась красота простоты и ничего лишнего. И снова приходило непонятное, немного тревожное, будоражащее чувство эйфории, которое появилось в Москве. Вспоминалась поездка, Максим, мысли наскакивали друг на друга и неслись вперед в будущее.

 А в настоящем – снова школа, выходные у отца и нарастающая усталость от собственной неискренности в отношениях с Татьяной, вязкая и давящая.

– Пап, нам задали много на выходных, не приеду, прости!

– Детка, возьми учебники с собой, в чем проблема?

– Пап, тащить не охота… Может на неделе увидимся, погуляем? У нас в среду последнего урока не будет. А у тебя перерыв в это время!

– Полин, не получится. На этой неделе номер сдаем, не до перерывов будет.

 

***

 

На зимних каникулах поехали на пару дней c мамой и Игорем на турбазу с ночевкой. Игорь предварительно созвонился с Олегом Шаминым, отцом Максима – компанией веселее, да и ребятам полезно пообщаться, дай Бог, вместе поступят. Корпуса плохо прогреты, сырое постельное белье, в столовой горячий чай и сухой паек – печенье, тушенка, хлеб. С собой привезли яблочный джем и борщ в термосе. Сдвинули столы, взрослые шутили, вспоминали свое пионерское детство в лагере, недалеко от турбазы. Борщ ели из металлических мисок, такую посуду тогда делали на авиационном заводе.

Было невероятно вкусно. Максим сидел напротив, рядом с отцом, и был другим с этой короткой стрижкой – каким-то повзрослевшим, глаза еще больше стали и светлее. Он улыбнулся, но не было того тепла, которое так остро она ощутила в Москве, а будто отстраненность появилась, или так показалось за общим столом.

  Вечером всей компанией отправились на лыжах. Легкий мороз, скрип снега, запах влажных сосновых веток, а еще черное небо, пульсирующие в нем звезды, и речка белой искрящейся лентой разделила пространство. Смех и голоса взрослых. Тишина уже почти ночного зимнего леса. Взрослые обогнали ребят. Максим шел по колее впереди, Полина за ним. Она сняла рукавицы, остановилась, зачерпнула снег и умылась им, лицо загорелось. Только зимой и всегда потом во взрослой жизни с первым снегом, особенно в зимнем лесу, ей казалось, что она соприкасается с тайной. Тишина вселенной и падающий из этой гудящей звездами бесконечности снег, и твоя жизнь одним мигом, одной из этих ледяных снежинок затеряется на земле или на влажных ветвях спящих деревьев.

 Взрослые сильно оторвались. Игорь несколько раз оборачивался и махал им рукой. Максим шел ровно. Полина стала уставать, но отстать не хотелось. На небольшом пригорке не удержала равновесия, охнула и упала в снег. Заболела нога, которую сломала в прошлом году на катке. Максим услышал, обернулся, подъехал, снял варежки и подал руку.

Рука была горячая и влажная от снега, попавшего в рукавицы. Полина поднялась, но на лыжах идти не смогла.

– Обопрись об меня.

– Спасибо, Максим. Ногу, наверное, подвернула.

Оба сняли лыжи. К ним уже спешили взрослые. Игорь кричал, чтобы стояли на месте. Они и стояли. Только Максим крепко сжимал ее руку. И ее рука тоже стала горячей и чуть влажной. С ногой все обошлось, но пришлось лежать остаток вечера в корпусе. Родители снова ушли кататься, а Максим с отцом уехали вдруг в город, что-то срочное, даже не попрощались, только рука горела воспоминанием.

 

***

 

После нового года время вскачь понеслось. Когда живем будущим, настоящее не замечается, глотаем его большими кусками. Полина жила будущим, мыслями о поступлении. Была уверена, что начнут учиться вместе с Максимом. Становилось тревожно, радостно. Потом вдруг отчего-то страшно, вспоминала, как в детстве любила смешивать краски, когда рисунок не получался. Сначала отдельные яркие и сочные мазки акварели, и что-то вдруг идет не так, рука не слушается. Кисточка любой цвет вбирает и бьет им по незаконченному рисунку. Так рождается хаос. Становится неуютно и холодно…

 Весна пришла по календарю как праздник – бурная, солнечная, пахнущая тающим снегом и обнажающейся землей. Вступительные экзамены были назначены на конец мая.

Надо же, год пролетел… И снова мамин день рождения, охапки сирени, девчонки, запах хлорки и бассейн. За неделю до отъезда Игорь наконец-то получил зарплату – тогда уже начали сильно задерживать. Поехали на центральный рынок, где продавалась на улице в палатках одежда – это называлась «толпа». Поехали приодеть Полину. Май был холодный, вовсю цвела черемуха, а ночью заморозки. Первые в своей жизни джинсы Полина меряла, стоя на брошенной на землю картонке. В то время даже зимой обувь так примеряли. Не у всех висели в палатках занавески. Продавщицы загораживали собой, чтобы можно было переодеться. Новые голубые джинсы, а еще в придачу белая водолазка-лапша. Полина хотела синюю, но Игорь настоял. Запах черемухи и пронизывающий холод, дрожь от такого простого счастья. А еще разорились на кроссовки.

– Гуляем, Полин! – Игорь смеялся.

– Игорь, а мама не будет ругаться? Нам же еще месяц жить!

– Будет, конечно! Но однова живем! Слушай, а поехали в парикмахерскую, а? Оброс я, времени все не хватает.

– А давай! Я покороче хочу тоже. А потом эклеры купишь? – хотела добавить «как папа», но промолчала.

В парикмахерской пока ждала своей очереди, листала журналы с прическами, и вдруг женские модели с задорными мальчишескими стрижками. Села в кресло и ткнула пальцем в одну из них. Парикмахер внимательно на нее посмотрела: «А знаешь, тебе пойдет!».

– Полина, надо же! Никогда не любил короткие стрижки у женщин. А тут! Ты невероятно похорошела!

– Игорь, как думаешь, мама ругаться не будет?

Мама только руками всплеснула: «Полин, взрослая ты какая с этой стрижкой!».

 

***

 

На вокзал пришел проводить отец. Полина волновалась, но Максима все не было. Позже выяснилось, что они не смогли взять билеты на тот же поезд. И снова грохочущая, теперь уже весенняя Москва.

Первый экзамен по математике начинался в десять утра. В девять были на месте, коридор полон – родители и поступающие. Максима с отцом пока не было. В коридоре стало очень душно, колотилось сердце. Без двадцати минут десять пригласили в аудиторию. Родителей попросили спуститься в холл.

А вот и Максим, щеки пылают, видно, что торопились. Он увидел ее, улыбнулся и кивнул. Рассаживали по одному за парту. Полину посадили вперед, стук сердца, звук открывающегося окна, монотонный шум машин и запах мела. Полина навсегда запомнила звучание этого дня. Начали раздавать листочки с заданиями и давать небольшие пояснения. Пару минут и тишина, время пошло. Время, которое разделит их жизнь, окатит новой волной или вернет в старое русло.

Первые задания, как обычно, легче, дают разогнаться. Глубокий вдох и выдох, так учил Игорь. Сердце успокоилось, а голова стала ясной. Решалось легко, появилось чувство азарта и радости от того, что задачи поддаются, раскрываются перед ней. Было впервые так легко. Вдруг возникла уверенность в своих силах. Ведь после долгих тренировок удается один-единственный прыжок в длину. Или – безупречно сыграна музыкальная пьеса после нескольких лет гамм и штудирования учебника по музыке Хачатуряна. Так рождается профессионализм. Несколько раз проверила все решения, ладони влажные от напряжения, на листочках отпечатались следы пальцев. «Ребята, сдаем!». Преподаватели стали проходить по рядам и собирать листочки. Полина вышла одна из первых, в дверях обернулась. Максим, склонившись, еще дописывал.

Внизу ждали родители, вечером поезд домой, а пока, как и осенью, та же квартира родственников Максима, пельмени и чай в прозрачном чайнике цвета темного янтаря.

– Ребята, отпускаем вас погулять. Максим, ты же уже был в Москве на соревнованиях, значит ориентируешься. За Полинку отвечаешь головой! А мы с Олегом отдохнем, спеклись, пока вас ждали.

– Конечно, ребят, езжайте, – отец Максима кивнул.

И вот пустое посреди дня грохочущее метро и отражение себя в окнах вагона. Отражение, которое нравится – новое и непривычное. В тех самых джинсах, белой водолазке, короткая стрижка. Полина стояла, держась за поручни, хотя вагон был полупустой. Максим сидел напротив и просто смотрел на нее.

А потом был старый Арбат, теплый майский вечер, мороженое в ГУМе, и еще –«Детский мир». Удивительно огромный, тот, который был дома, занял бы малую часть. Витрины с куклами Барби, которые только начали тогда появляться, оторваться невозможно – потрясли такие взрослые женские наряды на изящных куклах. Замерла у витрины. Максим тронул за плечо, она повернулась и ахнула: он держал большого светло-коричневого плюшевого медвежонка:

– Это тебе! Ты не волнуйся, деньги я сам заработал, в прошлом году дали спортивную стипендию.

– Спасибо! – прижала медведя и залилась краской.

Максим вдруг взял ее за руку и улыбнулся: «Нам пора уже, Полин!». Так и ехали в метро, взявшись за руки, в окне вагона уже вдвоем отражаясь.

Результаты сообщили через несколько дней по телефону. Максим не набрал нужное количество баллов, а Полину пригласили в начале июня на второе испытание – писать сочинение.