В ГОСТЯХ У МЕРЗЛОТОВЕДОВ.

 

Остальные сотрудники Приморской партии к этому времени собрались в юго-восточном углу исследуемой территории, в бассейне реки Анюй. Туда и мы держим путь, но по дороге нужно задержаться на несколько дней в широтной части Колымы возле Дуванного яра. Там сейчас работают знакомые нам москвичи — сотрудники и студенты кафедры мерзлотоведения географического факультета МГУ, в большинстве своем бывшие соученики и преподаватели Варлашина. Чтобы наверстать упущенное время, плывем всю ночь. В лагерь москвичей прибываем уже на рассвете.

Хозяева крепко спят, не реагируя на звук причалившей моторки и шаги пришельцев. На столе между палатками стоит тарелка с блинами. Мы решаем, что ребятам не составит труда напечь новые взамен съеденных и в момент сметаем их подчистую. Совесть нас не мучает, поскольку в Черском мерзлотоведы не вылезают с нашей базы. Терпеливое ожидание наконец увенчалось появлением из палатки кудлатой черноволосой головы их вождя — весельчака и балагура Давида Гиличинского. Спросонья он недоуменно смотрит на хозяйничающих в лагере невесть откуда взявшихся пришельцев, даже трет глаза, желая удостовериться, что это не продолжение сновидения. Потом распознает знакомые физиономии и лучится удовольствием от встречи. После этого громко командует всем «подъем». Дескать, тут гости, которые уже и чай нам вскипятили. Из палаток неспешно вылезают заспанные люди, в основном молодые. Из тех, кто постарше, кроме Давида, — незнакомый мне невысокий горбоносый брюнет лет сорока с проницательными глазами и курчавой ассирийской бородой. Имя у него подходящее под внешность — Иосиф Плахт, научный сотрудник кафедры. Из остального люда приметны Наталья, симпатичная голубоглазая научная дама в возрасте под 30 с обликом студентки, Дима, памятный мне по 1979 году, когда он был таким же практикантом-дипломником, как и я, еще один свежеиспеченный выпускник МГУ с редкой фамилией Льяносмас — потомок испанских эмигрантов, нашедших приют в Москве после победы Франко (впоследствии уехавший на историческую родину).

В августе сон под открытым небом уже вносит явный дискомфорт, так что на пару дней, пока мы опробовали здесь намеченные речки, москвичам пришлось немного потесниться в своих палатках. Вскоре мы с неудовольствием заметили, что рацион хозяев близок к вегетарианскому. При этом у них есть карабин, и они все время ведут разговоры, что надо съездить на Омолон и там подстрелить лося. В первый же день я решаю, что синица в руках (то есть мелкая дичь) предпочтительнее, чем рассуждения о журавле в небе, то бишь сохатом на Омолоне. Отойдя на полкилометра от лагеря, мы с Антоном настреляли с дюжину подросших куропаток, вечером обжарили их в масле и таким образом реабилитировались за съеденные без спросу блины. Радость от ужина у хозяев была необыкновенная — первое мясо за сезон!

Идя в поисках дичи вдоль обрыва, я наткнулся на давний американский след — бочку из-под бензина с армейской маркировкой времен лендлизовских поставок. Я вряд ли обратил бы на нее внимание, мало ли валяется старых бензиновых бочек по северным берегам, если бы не внезапный резкий звук — громкое металлическое цвирканье. От неожиданности и необычности звука я резко остановился и завертел головой в поисках его источника. Оказалось, что это в панике кричит евражка, маленький северный суслик, неосторожно залезший в бочку и не знающий, как оттуда выбраться, а мегафонный эффект бочки многократно усиливает звук. А потом заметил и необычную маркировку бочки — USA Army 1944. И звезда между параллельными полосами. Когда-то таких бочек на Северо-Востоке было много — здесь проходила трасса перегона «Аэрокобр» — американских истребителей, любимых нашим асом Покрышкиным, из Анкориджа и Фэрбанкса на Аляске через Чукотку и Якутию на «материк» и дальше на фронт.

Иосиф, Давид и Наталья оказались замечательными собеседниками. Засыпали мы далеко за полночь. Как-то речь зашла о простых и надежных методах использования особенностей современного рельефа для расшифровки глубинных структур. Иосиф спросил меня, не слышали ли мы о подобном методе мегатрещиноватости Гольдбрайха, много работавшего в Якутии. Я ответил, что не только слышали, но и вовсю используем, а насчет упомянутого автора есть такая не афишируемая информация, что он перебрался на постоянное место жительства в славный городок Хьюстон, где теперь занимается прогнозом структурных ловушек техасской нефти. Несколько секунд в палатке висит тишина, затем Плахт невозмутимо замечает: «Ну что же, в Хьюстоне тоже люди нужны».

Потом разговор плавно перешел на такую не поощряемую в те времена тему, как безумие колхозно-лагерного коммунизма, в не такие уж давние времена превратившего всю Колыму, прекрасную и богатую Реку, от золотых приисков в верховьях до Нижних Крестов в дельте, в жуткое пугало для народа. И тут мне вспомнился рассказ информированного пограничного капитана Болдина, который я не стал пересказывать собеседникам, поскольку Болдин говорил это по страшному секрету.

Речь идет о кампании 1948 года — очередной по массовому уничтожению заключенных. Здесь, в Нижне-Колъшских лагерях, эта акция натолкнулась на сопротивление — произошло массовое восстание. Зэки, поделенные на разные «масти» — фронтовики, пережившие немецкий плен и не прошедшие чистилище СМЕРШа, уголовники, бытовики, бандеровцы, прибалтийские «лесные братья», люто ненавидящие друг друга и потому размещенные в лагерях порознь, забыли свои распри и примкнули к бунту, организованному репрессированным не то майором, не то подполковником. Перебив ненавистную «вохру» и завладев оружием, эта разношерстная толпа после краткого совещания решила идти... на Аляску.

Единственные, кто не примкнул к мятежникам, — опальные партработники, рассудившие, что «это провокация, товарищи». Когда карательные отряды НКВД прибыли наводить порядок, то с этими смирными сусликами разобрались в первую очередь — без проблем загнали в озеро и расстреляли.

А вот с толпой вооруженных беглецов, умеющих профессионально стрелять и прятаться, пришлось повозиться. На перехват бросили двуногих волкодавов из спецдивизии НКВД, опытных и многочисленных, подключили местных следопытов, подняли в воздух самолеты. Шла охота, как на волков. Рассеявшись мелкими группами по всей тысячекилометровой Чукотке, беглые зэки пробивались с боем сквозь засады и рвались на восток, к узкому заветному проливу. На что они рассчитывали? А может, кто-то чудом и добрался до спасительной чужой земли? Ведь именно с 1948 года каким-то образом мировое общественное мнение узнало, что сталинские лагеря особо не отличаются от всем памятных гитлеровских...