Есть на свете холодная красавица — стремительная якутская река Иньяли, крупный левый приток Индигирки, величественно несущий светлые струи своих кристальных вод среди мощных горных хребтов, на два километра вознесшихся над ее долиной. Летом 1990 года довелось мне попасть на эти безлюдные берега.
Лагерь наш стоял на правом притоке Иньяли — ручье Чалбы в восьми километрах выше устья. А на противоположной стороне Иньяли высится скальный утес, некогда ободранный долинным ледником гранитный холм, издалека привлекающий геологическое внимание желто-бурыми и вишнево-красными полосами измененных (возможно, оруденелых) пород, ярко полыхающими на полуденном солнце. И однажды я пошел вброд через реку, чтобы добраться до этих всполохов.
Погода для форсирования водной преграды была хуже не придумаешь. Несколько дней шел дождь, затихая ненадолго, лишь чтобы набраться новых сил. Перекаты на реке, обычно легко проходимые в раскатанных болотных сапогах, скрылись под потемневшей водой. Но времени на отсрочку не было — срок пребывания на Иньяли заканчивался, а шансов вернуться сюда еще раз у меня не было никаких. И я очертя голову решительно ринулся на другой берег. С трудом перебрался по пояс в воде. Наскоро вылив воду из сапог и обсушившись у тлеющего под дождем костерка, рванул к заветному обрыву. И там забыл про все на свете, завороженный мерцанием крупных серебристо-белых кристаллов арсенопирита в пологих кварцевых жилах, секущих гранитный склон снизу доверху, словно спину нагайкой. Арсенопирит — верный друг, товарищ и спутник рудного золота, и постепенно мой рюкзак наполнился доверху.
С трудом спустился с обрыва, подошел к месту переправы и только теперь почуял неладное: в азарте поисков не услышал, что изменилась тональность в шуме реки, из шуршания она перешла в угрожающий рокот ворочающихся по дну камней. Уровень воды заметно поднимался прямо на глазах. Видимо, склоны гор в верховьях реки и ее притоков уже пресытились влагой и начали сбрасывать ее в главное русло. Мысль о необходимости неделю ждать спада воды на мокром берегу, без продуктов, погрузив в тревогу оставленных на другом берегу своих соратников, была невыносимой. И я вошел в воду.
Сразу обнаружилось, что идти гораздо труднее, чем несколько часов назад. Из-под сапог стремительно вымывается песок, по лодыжкам больно бьют переворачивающиеся камни, норовя сбить с ног. Вода под напором хлещет в лицо, льется за шиворот. То и дело нужно увертываться от несущихся коряг. Весь расчет был на то, что тяжелый рюкзак с ружьем в придачу не даст потоку опрокинуть меня. Памятуя наставления правил ТБ, всем телом наваливаюсь на крепкий кол, упирая его вверх по течению. Медленно добрался до середины потока. И тут впервые стало по-настоящему страшно. Ровный рокот паводка вдруг сменился угрожающим гулом и рассерженным кошачьим шипением вспенившейся воды. Взглянув вверх по течению, увидел удивительное и пугающее в своей грозной красоте зрелище — поверхность реки вздулась явно различимым горбом, и этот вал стремительно и неотвратимо движется на меня. «Залповый сброс воды из боковых притоков» — успело мелькнуть в голове.
Через мгновение меня снесло с переката, подхватив, как перышко, вместе с двухпудовым грузом. После этого рациональное мышление куда-то исчезло, полностью уступив место инстинктам и рефлексам. Уже после, анализируя ход событий, сообразил, что подсознание подсказало единственный спасительный сценарий — использовать силу потока, как союзника, не дающего камнем пойти ко дну. Вместе с моими восхитительными образцами, собранными на той стороне.
Изо всех сил стараюсь выгребать и держать голову поверх кипящего потока. Времени обращать внимание на холод нет совершенно. Где-то в глубине утонувшего в рефлексах сознания мелькнула мысль: сейчас будет крутой поворот реки, и меня течением должно прижать к родному правому берегу.
Пару раз накрыло с головой, но не фатально. Наконец ноги зацепили камни на дне. Рывок вправо, несколько раз меня сбивает с ног, но берег уже совсем близко, и вот в полной обессиленности выползаю на четвереньках на спасительную сушу. Воистину Бог любит дураков и пьяниц — все обошлось.
Одновременно со спасением пришло ощущение жуткого холода. И вообще дискомфорта от мысли, что до лагеря с горячим чаем, растопленной печкой и теплым спальным мешком еще восемь километров. С двумя пудами мокрых камней на загривке.
И тут произошло настоящее чудо.
Иньяли и в ласковую погоду безлюдна, как льды Арктики, а уж в такую, когда хороший хозяин собаку из дому не выгонит… Тем не менее вдруг совершенно четко, громко и близко слышу мотор «КамАЗа». И это не галлюцинация — вот он выныривает из кустов, скрывающих старую грунтовую дорогу по берегу, и останавливается в двух шагах от человека, только что выползшего из взбесившегося потока. Но самое интересное, что в этой глухомани, где медведи и лоси встречаются чаще людей, прямо к финишу моего заплыва подъехал именно наш экспедиционный «КамАЗ», возвращаясь из дальнего угла района работ после почти столь же авантюрного, как и моя переправа, «автопробега» в поисках некогда разбросанных там буровых труб. Им повезло — самые опасные прижимы русла они успели проскочить по относительно малой воде. А здесь увидели необычную картину — из бурной реки вылезает до боли знакомый человек, первым делом снимает со спины пятизарядку и выливает из ствола воду. Начальник буровиков Коля Левшин, оценив обстановку, несколько разрядил ее ироничным вопросом: «Что, Володя, подводной охотой занимаешься?».
Дальше было уже веселее. Из канистры на кучу коряг, нанесенную предыдущим паводком, щедро плеснули солярки. У мигом заполыхавшего костра быстро пришло благостное чувство тепла и подсохшей одежды. А потом я легко убедил приехавших, что самое лучшее для них — переждать пик паводка у нас в лагере, где найдется и горячая еда, и выпивка по такому случаю, и душевный разговор заполночь, и ночлег в относительном уюте.