ДЕМОКРАТИЧНЫЙ ДИРЕКТОР.

Со времен Дальстроя на Северо-Востоке утвердился особый тип людей — директора приисков, властные, а то и грубые до самодурства, на дух не выносящие любое проявление инакомыслия, недолюбливающие «шибко умных», по манере поведения типичные феодалы. Если такой директор возглавлял крупный прииск, ежегодно добывающий пару-тройку тонн золота, то он прекрасно сознавал, что в стране таких, как он, немного, и ему все простится. Без тени смущения эти люди входили в любые двери, не потупив очи перед высоким партийным начальством. Даже внешне они были схожи — прямые спины, тяжелые подбородки, властный взгляд. Их уважали, боялись и не любили.
В далекие уже 70-е годы прииск Нелькан, крупнейший на Индигирке, возглавлял директор Боголюбов, полный антипод своих коллег. Вполне соответствуя своей фамилии, мягкий, интеллигентный человек, говорят, ни разу не повысивший ни на кого голоса. Будучи «белой вороной» в директорском корпусе, он не только никому не уступал как организатор — превосходил остальных. Много воды утекло с тех пор на россыпных полигонах, много директоров сменилось на Нелькане, но старожилы до сих пор вздыхают с ностальгией, стоит кому-нибудь помянуть Боголюбова.
Его личный водитель с шефа брать пример не стремился. Как это часто бывает у ординарцев больших начальников, был хамоват и развязен. Однажды приисковое начальство объезжало на «уазике» эксплуатационные полигоны. По дороге проголодались, приметили зеленую лужайку на берегу реки, остановились перекусить. Шофер тотчас схватил свой дежурный котелок и побежал собирать спелую голубику — себе домой. А директор тем временем сам развел костер, принес в другом котелке воды, вскипятил ее и заварил чай.
Вернувшийся водитель, не видевший этой возни у костра, будучи уверенным, что чай — дело рук кого-нибудь из начальников помельче, налил кружку и возмущенно заорал: «Это какая-растакая… бурду заварила?!» Директор, не моргнув глазом, просто сказал: «Я». Без секундной паузы и тени смущения водитель елейным голосом воскликнул: «Ох, и до чего же чаек хорош!» На много лет эта фраза стала чем-то вроде басни Крылова в местном фольклоре.