Остаток своего отпуска Борисоглебский провел совершенно бессмысленно. У него были ключи от общей с Анфисой дачи, которую он благородно ей оставил. Он мог приезжать туда когда ему вздумается, тем более теперь, когда Анфиса со своим новым супругом переживала медовый месяц где-то на юге, но Борисоглебскому мысль появиться на даче почему-то даже не приходила в голову. Поэтому обычно он или пил пиво с Зориным, или просто сидел на полукруглом балконе и читал ненавязчивые зарубежные новеллки каких-нибудь классиков вроде Мопассана.

С этого же балкона Борисоглебский однажды услышал перепалку Розы Леонидовны с Людой, потому что их окно по случаю тепла было настежь открыто. Вернее, это была даже не перепалка, предполагающая словесную стрельбу двух сторон, а рассерженный монолог Розы Леонидовны, лишь изредка перемежаемый одиночными фразами Люды, которые ей иногда удавалось вставить, но никак не удавалось развить.

Борисоглебский не хотел это слушать и уже собирался уйти, но тут обнаружил, что говорят о нем.

- Сколько можно! - кричала Роза Леонидовна. - Тебе ведь уже тридцать пять! Христос за это время уже успел вылечить тысячи людей и умереть! В твоем случае можно было бы, по крайней мере, выйти замуж!

Люда что-то ответила, но Борисоглебский не расслышал.

Дальше, к его удивлению, речь пошла о том, что Люда даже не видит то, что само идет к ней в руки, а именно одинокого, скучающего соседа, который для них просто подарок судьбы. Роза Леонидовна говорила еще достаточно долго, постепенно перейдя на совсем ласковый тон и закончила тем, что как было бы хорошо и удобно в будущем сделать между квартирами дверь и ходить друг к другу в гости.

Борисоглебский ушел с балкона с очень неприятным чувством. Ему показалось, что при следующей встрече с Розой Леонидовной его вырвет. Теперь было понятно, почему бедная Люда постоянно бегает к нему за солью.