Муравкины подарили бра с какими-то голубыми цветочками, и Борисоглебский пообещал, что свои будущие обои он подберет под него. Гольдинер пришел с шампанским, конфетами и Верочкой, которая непрестанно чему-нибудь радовалась и два раза даже поцеловала Борисоглебского в щеку. Зорин приволок со склада коробку кафеля, Идрисов с женой подарили "Энциклопедию здоровья", а Дымшиц - настенные часы в виде деревянного домика с кукушкой. Часы сразу же завели и повесили на кухню. Верочка зачарованно смотрела на кукушку и хвалила Дымшица за подарок.

Поначалу сидели немного скованно, потому что плохо знали друг друга, в том числе и самого Борисоглебского, но вскоре алкоголь уладил людей, и всем даже показалось, что в комнате стало теплее.

- Вам надо кошку. Обязательно надо кошку... так положено лучшими традициями домоводства,- кричала Верочка.

- Они же пахнут... - сказала Муравкина, - а у вас такой красивый ковер!

- Что вы! - вступился за кошачьих Дымшиц. - Кошки - это самые чистые животные!

- Ну не знаю, мне никого не надо, - сказала Муравкина и с обожанием посмотрела на мужа, как бы говоря, что он один способен ей заменить всех животных на свете.

Тут Зорин, принявший на себя роль тамады, включил музыку и, громко объявив: "Мужчины приглашают дам!", подхватил Верочку под локоть и вывел в центр комнаты. Муравкины тоже поднялись. Борисоглебский какое-то время колебался между женой Идрисова и Людой, но потом пригласил Люду и удивился тому, что она так легко и красиво танцует. Жена Идрисова, как последняя оставшаяся дама, была приглашена одновременно Гольдинером и собственным супругом, и от этого так смешалась, что покраснела и смущенно пролепетала, что нет, нет, она сегодня не танцует. Идрисов на это только равнодушно пожал плечами и продолжил прерванный разговор с Дымшицем, а Гольдинер, неожиданно для самого себя оставшийся в одиночестве, шутливо погрозил Верочке пальцем, что было одновременно приятно и для нее, и для Зорина.

Когда танец закончился, Борисоглебский проводил Люду до стола и ляпнул, что он совсем не мог предположить, что она так хорошо танцует. Люда промолчала, а Борисоглебский про себя отметил, что у нее очень интересная форма глаз и что зеленая шляпа, которую она носит, ее очень портит, не надо бы ей ее носить.

Зорин откупорил вторую бутылку водки и объявил, что теперь каждый по кругу должен поднять тост за замечательного хозяина этого дома, то есть за Борисоглебского. И каждый действительно что-то сказал, даже Муравкины, которые пытались говорить вместе и закончили тем, что помогут сделать Борисоглебскому ремонт. Заметно подвыпивший Дымшиц тоже сказал хорошо, что-то вроде того, что своего соседа он знает недолго, но только с очень и очень хорошей стороны. Величественно поднялся из-за стола Гольдинер.

- Кто, вы думаете, сейчас стоит перед вами? - с пафосом воскликнул он. - Хороший сосед и приятель, с которым хорошо выпить чайку? Не только! Это еще и чудесный преподаватель, которого уважает и любит весь факультет... незаменимый научный работник и надежный коллега...

Тут Верочка засмеялась и добавила, что в Борисоглебского все второкурсницы влюблены. Как одна. Все звонко чокнулись и выпили за Борисоглебского.

Дымшиц поморщился и схватился за левый бок. Идрисов с видом знатока посмотрел на Дымшица и трагически произнес:

- Это почка.

- Да? - заинтересовался Дымшиц.

- Ну, или селезенка.

- Ничего, ничего, это у меня бывает. Поколет и пройдет.

- Поколет, поколет, да и поздно будет, - назидательно сказал Идрисов, - вы бы еще больше курили. Я вам завтра книгу одну принесу...

Дымшиц благодарно кивнул. Было видно, что ему очень приятна забота постороннего человека. Тут в прихожей неожиданно раздался звонок.

- Мы еще кого-то ждем? - спросила Верочка.

Борисоглебский пожал плечами и пошел открывать. Его сердце тревожно застучало. Но за дверью оказалась разноцветная цыганка. Она настойчиво порекомендовала Борисоглебскому снять с себя порчу и все пыталась ворваться в дом. От снятия порчи и гаданий он категорически отказался, сунул ей в руку два пряника и закрыл дверь.

- Ну что? Кого там черти приносили? - спросил Зорин, показывая, что здесь у всех все хорошо и никого больше не нужно.

- Цыганка, - отмахнулся Борисоглебский.

- Ты ей пинка под зад случайно не дал? - поинтересовался Зорин.

- Нет. Только два пряника.

- Надеюсь, она тебе хоть ничего не нагадала?

Борисоглебский помотал головой.

- А то знаю я, этих паскуд, - все не унимался Зорин, - такое напредсказывают - диву даешься!

И он рассказал историю о том, как однажды, пока Зорин находился в магазине, какой-то маленький цыганенок отобрал у Анечки шоколадку, Анечка начала реветь, видимо не из-за шоколадки, а из-за оскорбленных частно-собственнических чувств, Зорин выбежал и хлопнул его по заду. Тут появилась мама цыганенка и крикнула Анечке, что за это зло папа ее замучается болезнью.

Всю последующую неделю Анечка не могла заснуть и все бегала смотреть на Зорина, не заболел ли он.

- Да уж, - поддержал Гольдинер, - от них надо подальше держаться. Наслать чего может и не нашлют, а настроение на весь день испортят... мне вот тоже как-то в молодости бабушка одна нагадала. Ты, говорит, сынок, помрешь в сорок восемь...

- И что? - с интересом спросил Идрисов.

- В смысле "что"? - не понял Гольдинер.

- Извините, я имею в виду... вам сейчас сколько лет?

- А, пятьдесят один, конечно...

Идрисов облегченно вздохнул, наверное, радуясь, что страшное предсказание уже не висело над Гольдинером.

-...самое-то интересное, - продолжил Гольдинер, - что я об этом напрочь забыл... а в день рождения, как раз, когда мы эти сорок восемь отмечали, чувствую, что как будто меня какая-то мысль беспокоит... и вдруг все всплыло. И бабка эта, и что она говорила, и даже какая в тот день погода была... Вот ведь она, память...

Он задумчиво отхлебнул коньяка.

- А у меня они один раз колечко украли, - не к месту сказала Верочка, не желая ни в чем не отставать от Гольдинера, но ее никто не услышал.

Люда побежала на кухню смотреть горячее, которое она вызвалась приготовить.

- Так уж человек устроен, - сказала жена Идрисова. - Вроде и не поверит, а краем мозга все-таки будет думать: а вдруг?

- Ну не знаю! - сказал Зорин. - я ни о чем таком думать не буду, даже краем мозга. В лучшем случае посмеюсь.

- Ну что цыганкам-то верить нельзя - это совершенно точно, - заметил Идрисов, - им денег дашь - золотые горы наобещают и жену - красавицу, а не дашь - так смерть от инквизиции. Вот и весь расклад.

- Цыганкам-то, конечно, нельзя, а вот астрологам так, по-моему, вполне, - сказала Верочка и мечтательно добавила: - Это же уже не люди, а звезды говорят, а они не врут.

Зорин пренебрежительно фыркнул.

- А вот нам со Светочкой одна бабушка обещала близнецов, - сказал Муравкин и, наткнувшись на взгляд Зорина, поспешно добавил: - Ну мы, конечно, не верим.

Вернулась Люда, в фартуке и с ножом в руке. Она наклонилась к Борисоглебскому и спросила, подавать ли горячее. От нее приятно пахнуло жареной перченной курицей. Борисоглебский кивнул.

- Близнецы - это феномен, передающийся исключительно по наследству, а если ни у кого из вас близнецов не было в роду, то никакая бабушка вам их гарантировать не может, - сказал Гольдинер.

Опять появилась Люда, но теперь уже без фартука, с огромным блюдом, на котором лежали коричневые куски курицы в окружении янтарного картофеля, посыпанного укропом. Все это издавало восхитительный аромат и блестело в свете люстры.

Раздались дружные аплодисменты, и гости застучали вилками, изредка обмениваясь между собой какими-нибудь восторженными замечаниями в сторону курицы. Особенно в этом преуспел Гольдинер: он так забросал Люду всевозможными комплиментами, что несчастная Верочка ковырялась в своей тарелке чуть не плача.

Наконец все было съедено, Дымшиц спросил разрешения закурить около форточки, а Гольдинер, довольно высасывая из кости последние соки и как бы возвращаясь к прежнему разговору, произнес:

- Да... все-таки интересная штука - предсказания.

- Ну вас, - сказал Зорин, - карты эти, гороскопы, форма пальцев... игрушки человечества!

- Напрасно вы так уж категорически называете все это игрушками человечества, - вдруг сказал Дымшиц, отвлекаясь от открытой форточки, - это же все - многовековое наследство, которое бы давно исчезло, если бы постоянно не подкреплялось фактами.

- Первобытные пережитки! - голословно выкрикнул Зорин, который не умел достаточно хорошо формулировать свои мысли.

- Ну почему же... и чем, например, объяснить, что идентичные поверья формировались в совершенно разных, никак друг с другом не связанных частях света.

Дымшиц загасил сигару, потому что в процессе разговора уже все равно значительно отдалился от форточки, и неожиданно сказал:

- Я, например, знаю, что умру от укуса мухи цеце.

На какое-то время образовалась совершенная тишина. То ли все были удивлены подобной участью, то ли той серьезностью, с которой было сделано это заверение.

- Но... насколько мне позволяют судить мои скромные познания в области фауны, - осторожно заметил Гольдинер, - цеце обитает только в Африке...

- Да, да, да... - перебил Дымшиц и быстро заговорил, словно читая наизусть: - В субтропиках и тропиках, длина ее тела 9-14 миллиметров, муха является переносчиком трипаносом... можете не продолжать. Про цеце я уже, наверное, знаю больше, чем про собственную мать.

Гольдинер удивленно посмотрел на Дымшица и сказал:

- Нет, я имею в виду то, что благодаря столь отдаленной географической расположенности ваши шансы быть укушенным этой мухой сводятся практически к нулю...

Дымшиц равнодушно пожал плечами, как бы показывая, что по сравнению с силами рока это препятствие совершенно незначительно.

-... если, конечно, вы не собираетесь в какое-нибудь исследовательское турне по саваннам Африки, - с едва заметной иронией продолжил Гольдинер, на что некоторые улыбнулись, зная о безвылазности своего соседа, - ...и потом, укус цеце не вызывает мгновенной смерти, а только так называемую сонную болезнь, которая при своевременном обнаружении хоть и тяжело, но лечится...

Дымшиц вновь пожал плечами и сказал:

- Знаете, вы далеко не первый человек, кто в этом сомневается... Довольно давно у меня был приятель, химик. Мы какое-то время вместе работали в одном НИИ и по молодости иногда использовали его лабораторию для наших посиделок, - Дымшиц улыбнулся, словно что-то вспомнив, - после второй рюмки он обычно тоже начинал доказывать, что смерть моя будет самой что ни на есть банальной - в кругу семьи на продавленной кровати, ну или какие-нибудь похожие варианты... а потом как-то раз (мы к тому времени были уже хороши, алкоголь действовал на меня незамедлительно) он показывает мне какую-то колбу и говорит, вроде как в шутку: "Вот здесь синильная кислота. Если выпьешь, то никакая муха тебе уже не будет страшна"... а синильная кислота, вы, наверное, знаете, это что-то из цианистых соединений... моментально блокирует дыхательные ферменты, я уж сейчас точно и не помню процесс ее действия... кислородное голодание, паралич дыхания, остановка сердца и смерть...

Дымшиц сделал продолжительную паузу интригуя.

- Ну...? - взволнованно спросила Верочка.

-... ну, а я выпил. Всю колбу... она маленькая была...

Все недоверчиво посмотрели на Дымшица.

- Я уж сейчас и не помню, что меня заставило... То ли я ему не поверил, то ли назло, то ли от водки таким принципиальным сделался, к жизни в молодости вообще относишься немного иронично... Приятель мой от этого мгновенно протрезвел, закричал: "Два пальца в рот!", побежал "скорую" вызывать...

Дымшиц, наверное, устал говорить и разом выпил полстакана минеральной воды.

- Ну и, конечно же, оказалось, что по счастливой случайности это была не синильная кислота, - язвительно вставил Гольдинер, воспользовавшись паузой.

- Да нет, - ответил Дымшиц, спокойно допивая остатки воды, - это оказалась именно синильная кислота, разве что слабоконцентрированная. Но концентрации этой все равно хватило бы для того, чтобы умереть... Врачи очень долго мне удивлялись... правда, здесь еще целый ряд, как вы выражаетесь, случайностей... - Дымшиц посмотрел на Гольдинера, - "скорая помощь", как ни странно, приехала практически мгновенно, врач оказался очень толковый и оперативный... промывания, неделя в больнице - и я уже был на ногах... Правда, из НИИ нас обоих тотчас же попросили... я с тех пор стал вообще пить очень редко.

- Н-да, - сказал Идрисов, - интересная история.

- Это я к тому, - добавил Дымшиц, - что каждому - своя смерть, и свое время, а в тот момент оно еще не пришло.

- Ну, хорошо, - раздраженно воскликнул Гольдинер, - что мы вообще друг другу доказываем? Я говорю, что вы - не умрете, а вы спорите, что нет, умрете? Ну так и ради бога! Как вам угодно!

Борисоглебский с удивлением заметил, что Гольдинер совершенно вышел из себя. А вывести его было совсем не просто. Он видел Гольдинера таким всего один раз - его надули какие-то мошенники, когда он покупал доллары с рук, и вместо ста вручили один. "Собаки! - кричал он. - Обмануть Гольдинера, а?!" Тогда у него было точно такое же выражение лица. Видимо, ему был не так неприятен факт потери девяноста девяти долларов, как факт надувательства.

На какое-то время разговор за столом почти затих. Каждый о чем-то задумался. Может быть, осмысливая услышанную историю, а может, соотнося время и смерть с судьбой.

- Мне кажется, он чокнутый, - шепнул Зорин Борисоглебскому, кивая на Дымшица.

- Ну почему же? Предсказания бывают разными, еще и не такими нелепыми.

- Да нет, я не про то, - Зорин прижал руку к столу, - удивительно не само предсказание, а то, что он в это верит. Это совершенно ненормально.

- Ну верит человек и верит. Тебе-то что? - резонно рассудил Борисоглебский.

Скоро все засобирались домой. Верочка на прощанье поцеловала Борисоглебского. К Гольдинеру уже вернулось его обычное снисходительно-довольное состояние, и он шутливо изобразил на лице ревность. С Дымшицем все прощались немного сухо и почему-то старались не смотреть в глаза. Только Идрисов уважительно заметил, что вот, если иметь бычье здоровье, то никакая синильная кислота не страшна. Перепрощавшись друг с другом, все разошлись, сытые, пьяные и в общем-то довольные вечером и хозяином.

Борисоглебский совсем опьянел и видел окружающие предметы какими-то нереальными, словно отдаленными от него через бинокль, если смотреть наоборот. Он с удивлением потрогал стол и встретившуюся на пути вилку.

- Я посуду вымою, - взволнованно сказала Люда.

- Не надо, Людочка... не надо, - с трудом произнес он и взял ее за руку.

Ему вдруг представилось совершенно невыносимым засыпать одному в своем свитере, чтоб согреться.