Строфа 24. В РУИНАХ. PRESENT CONTINIOUS:

     …Я открыл глаза, жалея, что обморок не был долгим. Жалея, что отключка не смогла отключить память. Может оно и к лучшему… Память не давала остыть моей холодной злобе, хоть и доставляла боль.

    …Хватит! Не хочу больше умирать. Больно это. Больно…

    …Ты только дыши!!! Будь, только будь!..

    Судя по боли, раздирающей правое бедро, пиявочный парализатор перестал действовать. Я не без труда уселся. Рядом, ну почти рядом, со мной валялся порванный шмотник. Растерзанный какой-то… Вспоротый. Нет, не совсем так.

    Мои ноги были погребены кучей чего-то, больше всего напоминающего не до конца сгоревшие из-за сырости опавшие листья.

    Куча размером с человека. Лежащего лицом вниз… Крупного такого. На моих ногах…

    В ГОРОД КРОВОСОСОВ пришла осень?.. Следом за Пилигримом…

    По крайней мере, от кучи этой тянуло горелым так, что хоть нос зажимай, невзирая на то, что и так вокруг всё жжёное. Выжженное. Но эта куча смердела до такой степени, что своей прогоревшей вонью затмевала тлеющий прах руин вокруг… Почти по центру этого пепельного безобразия торчал обгоревший кол, благополучно пригвождая мой рюкзак к этой груде остропахнущих жжёным, всё ещё вяло тлеющих и чадящих, недогарков плоти.

    …Плоти, плоти. Не надо делать вид, что не догадываешься….

    …Жжёное тухлое мясо. Сгнившая, поэтому и копчёная рыба… Ах, да… Это же кровосос. Был… Прах тебе пухом!.. Худшего проклятия я просто не знаю…

    Шипя сквозь зубы какие-то нехитрые придумываемые по ходу дела матюги, я не без омерзения кое-как всё-таки встал на ноги, разбрасывая вокруг себя тлеющие останки кровососа.  Разорванный шмотник опять убежал от меня на несколько шагов, словно в насмешку надо мной. Да ещё перекатываясь по каменистому праху, как знатный кутила,  щедро разбрасывал по осыпи своё содержимое… Только обгоревший Осиновый Нож, проткнувший насквозь верхний клапан рюкзака, немощно постукивал по камешкам, периодически похрустывая и скаля в ехидной усмешке свой единственный зуб...

    …Старческие зубы о сухую чёрную корку…

    Всё-таки встал. Сбил пепел с куртки… Руки замарал окончательно. Воняли они не хуже  этой кучи перегоревшего не до конца …вна, в виде хищной пиявки, так похожей на человека… Да и вид у пальцев был такой, что любого ассенизатора вывернет…

     Сбил пепел со штанин. Вернее, с того, что от них осталось, после столь душещипательной встречи.

    …Отряхиваться было больно. Всё-таки сосальщик прилично меня потрепал. Порвал-таки, пиявка четырёхлапая…

    Если левая нога просто болела, там, где прошлись когти, то правую - приходилось приволакивать. Удачно эта пиявка, …, к правому бедру присосалась, оставив в память о себе круг пережёванной кожи размерами с блюдце на внутренней поверхности. Хорошо, хоть не выше… Круг рваной кожи, как роза ветров, украшали четыре глубокие дыры от  пиявочных клыков. Рана сочилась. Жидким и …розовым. Кровь текла какая-то слишком текучая, как вода. И не красная, а – выцветшая, выпитая… Разбавленный грязной водой кагор…

     …Ну, да… это же от парализатора.

     …Надо бы, не расчухиваясь, что-то решать. Так, глядишь, и истеку. …Вытеку.

      …Прольюсь…

     …Да хоть ливнем из собственной крови!..

     …Только не даст это ничего здешнему праху. Это я уже понял. Даже если напоить его своим горячим, да, пока ещё горячим, и алым, солёным, горьким и таким живым – он останется сухим, мёртвым, голодным, прах пухом…     Пух прахом…               

      Навсегда…

     …Вон и штанина мокрая вся. И только теперь я заметил, что там, где раньше лежал в болезненном забытьи, с меня натекла приличная лужа алого… Но не густого, как это обычно, а жидкого, как вода…  И во рту сухо. Пустыня… Из жжёного праха.

     …Красное на сером. Потрескавшемся сером. Красиво… Классическое сочетание…

     Только… Устал я от красного на сером…

      …От моего красного на сером… От моего алого на сером…

      …От любого красного на сером… На голодном сухом сером…

        …Будь, только будь!.. (устало, но упёрто)

    …Неуклюже, хромая на обе ноги, должно быть со стороны смешно, я всё-таки, наконец, добрался до своего рюкзака. Раненый, контуженный медведь… Усаживаться рядом было также больно, как и вставать.

    …Бинты, бинты… или, что угодно... Лишь бы заткнуть рану на бедре. На бёдрах…

    …На левом-то -  три красивые рваные раны… Георгиевская Лента имени Лапы кровососа. Браться за шмотник тоже, вдруг, оказалось больно. Ладони то обожжённые. Пальцами пошевелить и то проблема...