14. Октябрина Савельевна возвращалась домой.
Октябрина Савельевна возвращалась домой. У автобусной остановки к ней обратилась миловидная, очень доброжелательная молодая женщина:
- Здравствуйте. Можно задать вам вопрос?
- Да.
- Вы знаете, для чего человек живёт? В чём его предназначение?
Она бы не стала отвечать, прошла бы мимо, но женщина была очень вежлива, в глазах её была искренняя заинтересованность, и, будто бы, сочувствие.
- Сразу так и не ответишь…
- Приходите к нам и вы найдёте ответ. Вот возьмите, почитайте.
- Спасибо.
- Пожалуйста. Приходите обязательно, там есть адрес, - женщина улыбнулась.
Подвалил автобус. Октябрина Савельевна вошла в него, села. Она очень устала сегодня.
А дома ещё Колька обрадовал, сказал, что Сергей ночевать не придёт. "Начинается, - раздражённо подумала,- сопьётся ведь, как отец".
Переоделась, вспомнила и про брошюрку подаренную на улице.
"Благая весть! Бог любит тебя! Благая весть! Ты прощён! Ибо Христос взял на Себя твой грех. Принять Иисуса, как своего Спасителя и Искупителя – цель жизни человека!"
Всё это она проглядела без особого интереса. А заинтересовало её вот что: "Церковь Евангельских христиан-баптистов". "Мы веруем в живого Бога". И адрес.
Память, вернула Октябрину Савельевну в детство.
Точно, что было ей семь лет, потому что вскоре, не на следующий ли день, пошла она в школу, в первый класс… А вот как оказалась тогда у тёти Люси, которая была ей на самом деле никакой ни тётей, но всё же какой-то дальней роднёй, в большом деревянном доме в два этажа, каких много было ещё в те времена в их городе, вот этого она не помнила… Большая светлая комната, застланная ткаными ковровыми дорожками, горшки с геранью, вкусный запах из кухни, тётя Люся в белом платочке, с добрыми глазами, ещё какие-то женщины, все тоже в белых платках, были, кажется и мужчины… Сидели вокруг стола, с книжицами в руках и пели (сейчас Октябрина Савельевна, неожиданно вспомнила и слова):
Чудное озеро Генисаретское
С чистой хрустальной водой,
В нём отразился Христа Назаретского
Весь Его облик живой…
И слова тёти Люси вспомнила: "Мы веруем в живого Бога".
Ещё вспомнила обрывки разговоров, когда после общей молитвы пили чай. Она сейчас вспомнила, что и тогда поняла, что речь-то идёт о православных…
- Он идёт, крест-то на пузе как на полке лежит, и ведь пьяный, а они руку-то ему целуют…
- Дак они и доски чёрные целуют…
- Про какого-то Сергия так раз двадцать слышал, а про Спасителя ни разу…
- А нечего там и делать. Блажен муж, не ходящий на совет нечестивых…
- Да уж… Радуйся, малое стадо!..
И сейчас было Октябрине Савельевне удивительно, что так крепко в ней та память сидит.
Ещё вспомнила: шли уж домой с тётей Люсей (видно, мать и сестра работали, вот и попросили посидеть), и она спросила:
- Тётя Люся, так Бог-то есть?
- Конечно есть. Ты только, детка, в школе-то не спрашивай, а то тебя заругают.
Да. Вскоре пошла она в школу. Девочка с двумя косичками, в новых ботинках, вазелином смазанных…
Потом, на протяжении жизни несколько раз приходилось ей в церковь, православную, захаживать. Не нравилось там – толпа, дым, непонятное пение… Но, что Бог-то есть, помнила, хотя не больно и верила. А тётю Люсю после того дня, кажется, и не видывала больше, пропала она куда-то из её жизни…
И со свекровью она не сошлась, отчасти, по той же причине, по которой ей не нравилось в церкви – иконы на стенах, свечки, лампадка, всё это казалось ей слащавым, наигранным. Василий, жених ещё, заикнулся было о венчании, мол, мать просит – Октябрина отказалась наотрез. А он и не настаивал. А когда Серёжка родился, явилась свекровь-то: "Надо бы ребёночка-то крестить…" Тут уж Октябрина не сдержалась – всё ей и высказала. С тех пор и не бывала и у них мать-то его. Да не больно-то и хотелось…
Она твёрдо решила в ближайший выходной пойти по указанному адресу, в "церковь Евангельских христиан-баптистов".