Иван не нашелся, что ответить. Но запоздалое чувство стыда охватило его: как это, в самом деле, собирался он оставить безпомощного старика одного на произвол судьбы?

   Стало ясно как день, что никакого отъезда сегодня быть не может.

   - Ну и ладно, что история… – промямлил он. – Я тоже вас хотел спросить…

   - Тогда начинай! – приказал о. Петр, а Иван отодвинул в сторону съестные припасы.

   Но начал он не с главного, что мучило его на фронте и продолжало еще мучить, – хотя, как думалось ему, он-таки нашел свою разгадку…

   Он задал свой детский вопрос, на который даже бабушка не знала, что отвечать. «Не нашего ума это дело!» – говорила она в таких случаях, и это звучало у нее непререкаемо – и в то же время… удивительно мудро.

   - Отче, а что такое «твердь небесная»?

   Отец Петр оценивающе посмотрел на Ивана.

   - У древних людей, допотопных, было много способностей, что отняты теперь от нас. То же самое – и со строителями вавилонской башни… Нет, с другого конца пойдем… Слыхал ли ты про Серафима Саровского?

   Иван отрицательно покачал головой.

   - Это святой старец, живший во времена поэта Пушкина… К нему в келью часто приходил помещик Мотовилов с разными вопросами, этот Мотовилов написал потом воспоминания о старце… Когда Мотовилов засиживался до сумерек, то свечи у Серафима возжигались как бы сами собой… Когда это случилось при Мотовилове в первый раз, то Серафим сказал удивленному гостю: «А вот если б ты был девственником, то увидел бы, по чистоте твоей, и ангела, который свечи эти возжигает!» Теперь ты понял про небесную твердь?

   Иван помедлил, хотел кивнуть – из послушания, но передумал. Он ничего еще не понял.

   - Небесная твердь – это преграда, что отделяет нас от мира невидимого. Я тоже, многогрешный, не увидел бы ангелов… Ну, вижу, это надо объяснить… Да ты сам видел чуток из того, что сокрыто: поезда в небе грядущего… Яко очистился в огне войны… Из грешников – только редкие святые могут видеть… хотя бы даже ангелов. А если мечтает увидеть и тщится, то натыкается на эту самую твердь: мы ее не замечаем, не чувствуем, но не переходим…

   - Так это не купол со звездами?

   - Про купол написано в Ветхом Завете для первобытных пастухов, чтобы тем было понятно. А они были достаточно мудрыми, чтобы не задавать вопросов.

   Иван потупил голову и молча размышлял.

   О. Петр продолжил:

   - Говорят же о вещах несоединимых: «как небо и земля»…

   - А!.. Теперь понял! – воскликнул Иван.

   - Но это как посмотреть! – тоном возражения добавил о.Петр. – Мы-то небесных событий не видим, нам иконы являют небесные образы, зато Небо видит нас… Твой Ангел-хранитель, например… Сквозь эту стену ты, например, не пройдешь, а для ангела стены не существуют.

   Иван молча рисовал себе потрясающую картину об услышанном. Он даже оглянулся, будто рассчитывал увидеть ангела-хранителя за спиной.

   - Ангел – это вестник, но не простой, а Божий. Хотя по-гречески  – это вообще вестник, в том числе и небесный.

   «Как много батюшка знает!» – простодушно подумал Иван.

   - Батюшка, – начал он, приступая к главному, – когда-то я, сидя тут в углу у вас, с игрушками, слышал, что даже волос у человека с головы не упадет без ведома Господня… Помните, вы это сказали?

   - Это не я сказал! – быстро возразил священник. – Это Сам Господь сказал в евангелиях.

   Иван кивнул согласно, хотя слышал об этом впервые:

   - Я на фронте об этом думал…

   - Так! – ответил о.Петр.

   Оба замолчали.

   - И что ты надумал? – спросил наконец о.Петр.

   - Что это все не просто так… Может, мы живем в аду?

   - Ад или рай – это не здесь! – быстро ответил о.Петр.

   - А что тогда?

   - Обитель греха и порока, спасаемая по молитвам праведников. Коммуналка такая…

   - Что такое коммуналка?

   - Это советская квартира, где живут законные хозяева, беззаконные хозяева и подселенцы… Не понял? Ну, не важно, это городские люди придумали. На земле живут и эту землю между собою делят пороки с добродетелями вместе – и никак поделить ее не могут. А сотворена земля для жизни Адама и Евы с их потомками, грехами и добродетелями – и для труда в поте лица их.

   - Хм… Я уже видел потомков, живущих без труда.

   - Не только ты или я их видел. Их видит и Создатель, их не забудут на Страшном Суде.

   - Когда это будет! – разочарованно произнес Иван.

   - Скоро, чадо! Скоро! – просто ответил о. Петр – и добавил, словно в раздумьи, слова на непонятном языке.

   Переспрашивать Иван не решился.

   - Значит, земная жизнь – это так, ерунда?.. По сравнению с загробной?

   - Нет, не ерунда. Это испытание для души: куда она пойдет – налево или направо.

   - Потому что, батюшка, люди ведь гибли сотнями…

   - Они гибли и тысячами, сотнями тысяч! – быстро перебил о. Петр. – А о гибнущих младенцах ты не вспомнил? А о гибнущих в утробе матери?

   - И тогда что? – спросил растерянный Иван, не понимая, к чему клонит о. Петр.

   - У Бога все живы! – убежденно произнес о.Петр. – Но пути Его неисповедимы: как мы можем изтолковывать Промысл в отношении кого-нибудь из нас? Догадываться только можно… или надеяться на откровение… Если у злодея, который любит чад своих, отнимается любимое чадо – то для злодея это и наказание, и предупреждение, а для ребенка – что? Ну?..

   - Спасение? – неуверенно произнес Иван.

   - Именно!

   - Но смерть – всегда разлука… – проговорил Иван. – Горько!..

   - Горько, кто далеко не думает! А ты думай подальше… – о. Петр опустил голову, – когда меня не станет…

   Проговорив это, он закашлялся, на глазах у него заблестели слезы. Переведя дух, он улыбнулся.

   Но напрасно ждал Иван продолжения.

   - Батюшка, но ведь народу выкосило – не передать сколько! И хороших, и всяких!

   - Есть судьбы одного человека, и есть судьбы целых народов… Ты что же думаешь, война – это случайность? Нет, это сочинение сил зла, но если с другого конца смотреть – это и воздаяние людям за пренебрежение…

   О. Петр выжидающе посмотрел на Ивана.

   - Какое пренебрежение?

   - Заповедями. Да, чадо, заповедями.

   - А мы-то чем пренебрегли? Пашем, сеем, лес корчуем…

   - Ты – русский народ или нет?

   - Конечно, русский!

   О. Петр понизил голос до шепота и произнес:

   - «Не прикасайтесь к Помазанникам Моим…» Это нарушили! «Люби ближнего своего, как самого себя…» Тоже нарушили. Вот и получили иго на шею, вместо бремени Божия. А что о бремени Своем говорит Господь? – «Бремя Мое легко…»

   - Мы били немцев, а немцы – нас… А смысл?

   - Силы зла это все сочинили.

   - Так немцы – что, не виноваты? А кто эти силы зла?

   - И немцы, и мы, и кто послал их на нас – все в плену у зла. Ты же видел, как немцы наказаны… А те, кто вооружал и стравливал, – те отпетые злодеи, они отсиделись, им воздаяние будет несравнимо с нашим, они давно за пределами вразумления…

   О.Петр снова закашлялся.

   - А кто они, батюшка?

   - Чадо, нет ничего тайного, что не стало бы явным. Ты еще узнаешь…

   Оба замолчали. Иван задал свои вопросы, казалось бы – он получил ответы…  Но ответы, услышанные сейчас, перестают быть ответами потом;  они опять становятся вопросами…

   Но теперь он уехать не мог. За все это время никто не постучался к о.Петру, который выглядел как живые мощи. «И в чем душа держится?» – подумал Иван.

   Он поймал на себе пристальный и отеческий взгляд батюшки.

   - Чадо, пойди открой сундучок у меня на столе, в горнице! – попросил тот.

   В сундучке оказалась тяжелая церковная книга.

   - Неси! – велел о. Петр. – Это Евангелие.