Когда Ванятка был еще мал, то услышал  отцовы таковы слова:

   - Не ковыряй, Иванушко, в носу пальцем, а то будет война с китайцем!..

   Иван впервые услыхал это слово – «война», да и про китайцев дотоле не слыхал, но испугался именно войны – и больше пальцев у него в носу не бывало. Да и рос он быстро – руки стали делом заниматься, брату Михаилу Антоновичу помогать.

   Первенца своего отец в иную минуту величал Михаил Антонычем.

   А между Михаилом и Иваном были сестры – Дарья и Мария, красавицы-двойняшки.

   За время войны германской, а пуще – гражданской, село превратилось в крохотную деревеньку – и хотя еще помнили про сельцо Заволожье, наравне стала ходить и другая кличка: Антоновская деревушка – Антоновка.

   Семья Антона Крепилина оказалась самой живучей – и то, наверно, потому, что для войны он был еще мал, а женился в аккурат после гражданской. И семья, откуда взял жену, по этой же причине уцелела, не попала «в кулаки», потому что записали Антона, за неимением лучшего кадра, в председатели бедноты.

   В прочих избах доживали и беду клепали старики да военные калеки, поэтому у комиссаров особого и выбора-то не было.

   Один-то раз всего и побывали комиссары в Антоновском Заволожьи, поставили «для галочки» советскую власть, а потом и вспомнить им было недосуг об этом медвежьем углу. Приписали Антоновку с ее полутора десятками душ к сколоченному рядом заболотскому колхозу имени красного героя Бухалова – и все отношения антоновских заволожцев и заболотских бухаловцев свелись с той поры к статистической отчетности.

Антон Крепилин два года подряд ездил подписывать справки про сданное сено и смолоченные колоски, но поскольку тягла гужевого в Антоновке не числилось, а бухаловских лошадок гонять невесть за чем в Антоновку было накладно, то бухаловцы смекнули, что выгодней забыть им про это забытое Богом Заволожье, Антоновку тож.

Антоновцы, тем не менее, исправно жили, перепрятывая коровенок и оставшуюся пару лошадей в лесу от неведомой непредсказуемой власти. А сношения с мiром предпочитали вести в направлении ближней волости в соседней губернии: там жил тот же свой народ, только в другом подчинении. Доносить друг на друга никакого смысла не было, а заниматься меной – прямая польза: несколько мер овса за жеребца для случки или мена двух яловых коров на одну стельную.

Дурная слава очень антоновцам помогала: дескать, что там у антоновских, в этом Заволожьи, – одни калеки да блаженные. Рыбой да ягодой – хуже медведей живут.

Так у заволожных антоновчан появилось даже маленькое потайное стадо, да и самих жителей прибавилось на полтора десятка рукастых, ногастых и горластых.

   Каждую зиму эта малая орда бегала в «школу» к безногому георгиевскому кавалеру дяде Николаю. Так Николай Семеныч сводил концы с концами – и с голоду не помер. Школа была всевозрастная: Михаил, Дарья, Маша и Ванятка Крепилины;  Серафима, Паша, Петя – Сопроновы; Улита, Пелагея, Филиппок из дальних Сопроновых; да несколько малых ребят Крепилиных – прозванием Полевских.

   Так оно и шло своим путем, пока новый товарищ военком Чахрай не нашел на карте области крохотное Заволожье в медвежьем углу, у истока речушки по имени Нача.