Иван возвращался из Хотькова.

      В холщовой суме, переложенные газетами, полученные иконы превозмогали неровности дороги. Дно телеги Иван застелил соломой и накрыл ватником, на него и поставил приобретения.

      - Эге-гей! – издалека послышался голос, и только затем услыхал Иван мелкую скороговорку догонявших его колес.

      - Здорово, родимый!

      - Тпру! – сказал Иван своему гнедку.

      Бригадирша Зоя правила порожней телегой, которую тащила серая в яблоках лошаденка. Зоя сидела на козлах в белокрасном вязаном платке поверх фуфайки, что твоя королева, и глаза смотрели с вызовом – не то что при встречах постоянно на людях, при раздаче нарядов на работу.

      - Что никак не зайдешь, Иван? Рассказал бы, как здоровье…

      - Как-то надо зайти… с Улитой.

      - Улиту я каженный день на раздаче вижу. А ты мог бы нас навестить!..

      - Приходите вы! А чё?..

      - Хороший ты человек, Иван! Дай потрогаю!

      - А еще не забудь, – напомнил Иван, – что я у вас председатель родительского комитету! Сами же меня назначили! Про школу я знаю почище тебя.

      - Ну и как школа у Вани? – придыхая, спросила Зоя, слезая с телеги и подойдя совсем близко.

      - Все своим порядком. Никто не жаловался…

      Зоя рывком сняла шапку с Ивановой головы и ладонью обняла его затылок.

      - Ванечка… – зажмурившись, прошептала она.

      - Не тоскуй, Зоя! Я тоже Федю помню…

      Лошади, стоявшие без дела, тихонько заржали, приветствуя друг друга.

      - Что за жизнь у нас такая, а?..

      - Жизнь как жизнь. Хорошей не бывает, а какую заслужишь.

      - Ну ты совсем попом стал! – зло хохотнула Зоя.

      Иван удивленно помолчал.

      - А ты много их слышала?

      - Много не много, а догадалась, откуда несет…

      Она отвернулась от Ивана, но голову запрокинула, затылком опершись на его плечо. «Подведешь ты, Зоя, меня под монастырь!» – подумалось ему.

      - Так ты приходи с Ваней... Придешь?

      - Ага. Готовь угощения, – сказала она, глядя в небо сквозь слезы.

      - Придумаем.

      - Да. Подумай, подумай.

      Рывком оторвалась, от чего Иван покачнулся, – и пошла к своей бричке.

      - Нну-у! – закричала Зоя и огрела серую в яблоках кнутом.

      Размышляя об этой встрече… Нет, какие могут быть размышления тут? В смуте чувств ехал дальше Иван, не понукая своего гнедка. Да, Заволожье тихо-медленно возрастало – и некая толика младого населения была, что греха таить, его собственными детьми. Но он поймал себя на странном и необъяснимом чувстве: что он отец всем без исключения. Хорошим или плохим– но был отцом для всех безотцовских, даже самых старших по возрасту, а безотцовщина была повсеместной.

      Горе было в домах Заволожья, но таких деревушек была тьма по стране. Не потому ли та баба-академик, дай Бог ей фамилию, распорядилась деревни извести под корень и разселить по общежитиям. Тут уж Иван призадумался, чувствуя, что логика в этом заключении исчезает. В общаге-то отцам откуда взяться? Напротив, там детей не завести.

      Он не заметил, как некая фигура на краю дороги заставила гнедка остановиться. Старый, даже ветхий старик с гладко отполированной клюкой смотрел на Ивана проницательным, далеко не просительным взглядом.

      - Ты не в Антоновку, мил человек?

      Иван невольно вздрогнул: старик упомянул недолгое прозвание Заволожья – по имени покойного Иванова отца. Давно уже не звали так его деревню.

      - Садись, отец! – пригласил он, дивясь, что старец без посторонней помощи взобрался на телегу и сел на предложенный Иваном ящик.

      Гнедко тихо тронул телегу – и они мирно покатили.

      Ивану вдруг стало неловко, оттого что он к этому ветхому деньми старцу обратился без достаточного почтения.

      - Откуда вы, батюшка?

      Поскольку старик не отвечал, Иван оглянулся. Старец, будто того и ждал, улыбнулся кротчайшей улыбкой – и лицом, без движения головы, только лицом изобразив поклон, проговорил:

      - Из Радославлева мы.

      Хотя Иван за свои сорок с чем-то лет побывал во многих местах двух смежных областей, он и слыхом не слыхал ни о каком Радославлеве. Но что-то удержало его язык от разспросов – и удерживало до тех пор, пока не показался пригорок с часовней.

      - Это для меня, батюшка, все едино что Град Китеж.

      Опять ответа не было, Иван оглянулся…

      Старец улыбнулся одними глазами и сказал:

      - Мысль ваша, отче, на праведном пути.

      Иван, конечно, этого не понял. Ведь, кроме них, никого рядом больше не было. Когда оказались за сто шагов до часовни, он осмелился спросить:

      - Это вы мне сказали, батюшка?

      И снова пришлось оглянуться.

      Старец смотрел безмятежно, как смотрят выжившие из ума старики, видя что-то недоступное ни нам, ни логике.

      - Вам, отче, жить еще и жить, а похоронят вас в монастыре.

      Гнедко встал.

      - Да где же тут монастырь-то? – пролепетал Иван.

      Старец молча улыбался.

      - Нно! – прикрикнул на гнедка Иван. Тот нехотя тронул телегу с места.

      - А после вашей, отче, кончины все станут говорить вам «отче Иоанне».

      Этого Иван уже вынести не смог. Он оглянулся. Они стояли напротив часовни.

      Возок Ивана был пуст. Вокруг гулял один лишь ветер.