Была Улита в городе, куда ее с женским недомоганием послали из Бухаловки. Вернулась не одна, а с диковиной – с высоким монахом в клобуке или скуфье (Иван не разбирался в этом): «Это игумен Игнатий. Готов твою часовню освятить.»

      Игумена сразу, яко странника, усадили за трапезу, а Улита, даром что тоже с дороги, принялась хлопотать, усадив государя своего с игуменом.

      Пытливые, с искрой, глаза, а волосы собраны жгутом на затылке, что Ивану сначала сильно не понравилось. Монаха он видел вообще впервые, но не сробел.

      - Как обращаться к вам, отче?

      - Отец Игнатий, либо отец игумен. Вольный выбор.

      - Как Улита к вам подошла, достойно ли?

      - В высшей степени достойно. Спросила разрешения обратиться, потом изложила вашу просьбу. Я сразу ей поверил – как и она мне. У меня было короткое дело в этом городе, наш монастырь – нездешний, он на ближней окраине соседнего района – не слыхали? – Воскресенский монастырь, махонький совсем…

      - Так он вроде женский? – из кухни подала голос Улита.

      - А я у них настоятелем храма. Сам же я с братией мужского монастыря, но он далеконько от вас, совсем далеко. Адрес я вам оставлю…

      Улита принесла к столу что Бог послал: разлила молоко по чашкам, поставила миску дымящейся паром картошки, разложила яичницу по тарелкам… Напоследок принесла чаю с медом и пирожками вчерашней спозаранку выпечки.

      За время вкушания игумен получил ответы на все интересовавшие его вопросы и сказал, что освящение будет тихим, «непубличным», без официальных гостей.

      - Всех, кто верует и вы кому верите, известите. Завтра и приступим, благословясь молитвою. Положено испрашивать благословение правителей – но могут и не дать. Освящение же будет, во славу Божию, действительным и без ведома властей. Мое подтверждение у вас останется – храните его, как местное предание, без особой нужды не оглашая… Еще три-четыре года тому, при Никите, как помните, храмы взрывали…

      Иван, живя в обезбоженной деревне, этого не знал и помнить не мог, но он спросил:

      - А что считать особой нуждой?

      - Ну, если вздумается райкому объявить, что вы секта… Говорите, что ваш духовник – игумен Игнатий из Вышинецкой обители. И, конечно, мне тут же давайте знать. Телефон у вас есть?

      - На столбе у бывшего сельсовета.

      - У меня нету, но вот телефон почты в километре от обители. До меня добегут.

      Радостно было на сердце у Ивана. С ним говорили вдохновенно и деловито, доверительно, всё предусмотрев, – как инструктировали двадцать лет назад ребят-однополчан, отправляемых на опасную вылазку.

      - Воистину всё происходит, когда Богу угодно! Он знает сроки! – воскликнул восторженно Иван.

      Игумен внимательно посмотрел на Ивана, кивнул и положил руку ему на плечо:

      - Жена у вас – тоже дар Божий! Берегите её.  Что за беда её в город погнала – вы знаете?

      - Приблизительно, – смутился Иван. – Как от неё и слышал…

      Игумен ничего не сказал. Наверно, так и надо было. Оставил Ивану исправляться самостоятельно.

      Еще спросил он о требнике и молитвослове, попросил показать – и остался как будто доволен. Тем временем Улита обошла народ, кому следовало знать, и вернулась вместе с Василием и Машей: те стали звать отца игумена к себе на ночлег, ссылаясь на то, что у них просторнее, а Василий хотел показать свою небольшую библиотеку и хотел кое-что спросить насчет церковно-славянского языка.

      - Я, батюшка, литературу преподаю, и мне церковно-славянской лексики понимания не хватает …

      Игумен откликнулся на искренний зов и попрощался с Улитой и Иваном, благодаря за стол и странноприимство.

      Антон с Михаилом еще где-то шастали с ребятами, и теперь Иван мог спросить обо всем Улиту… Но начал не с того конца.

      - Как ты его нашла?

      - Как нашла! Понравился – вот и нашла!.. Бог послал!

      Ивану стало совестно.

      - Лучше разскажи, что там врачи сказали, что тебя гнетет, солнце мое…

      - Сказали, что больше нельзя нам иметь детей.

      Иван замолк.

      - Так… А про тебя что они говорят? Как ты сама все чувствуешь, болит ли, сильно ли – и откуда это… Может, я виноват? И что делать надо?

      - Ты, Ванечка, не виноват. Это я не побереглась на работе, как-то простудилась… Да не переживай, сказали: до смерти не помру!..

      -Так и сказали? – вскрикнул Иван.

      -Так и сказали. Это шутка такая.

      - Нам на фронте так не говорили.

      - Ну чо ты сравниваешь. Тут мирное время.

      - А лечение какое?

      - Таблетки…

      Вернувшиеся с поздней гулянки Антон с Михаилом застали родителей шепчущимися в темной комнате за столом, словно те и спать не собирались. Сыновья же не захотели ужинать и скоро спали как убитые.

      Назавтра, в первый морозный и солнечный день, освятили часовню святой мученицы Параскевы Римлянки.

      - Праздник ея, – сказал игумен, – 26 июля по старому стилю, а по новоеретическому – 8 августа.

      После чина освящеия и молебна игумен сказал собравшимся поздравительное напутствие. Слушали его Катин Петя, Надин Сережа, Вера со взрослой дочкой, Люба, Зоя – та и другая сама по себе, Василий с Марией, Даша сам-перст, Улита с Иваном да с ними Антон и Михаил.

      - …Вот и ктитор у вас, благодаренье Богу! – прозвучали слова игумена, от которых вздрогнул Иван. Где-то он слышал – или не слышал? – это слово… Было оно ему не чуждо, откуда-то помнилось.

      Как случалось это с ним на молитве, когда отвлекался и терял содержания нить… тогда надо начинать сначала, чтобы прочесть уже все, ничего не пропустив.  Так и сейчас он стал это слово повторять в уме…

      «Ктитор… ктитор… ктитор Раваницы!..»

      Книга, пересекшая, прежде чем попасть ему в руки, почти пол-мира, вдруг засверкала у Ивана в памяти.