Была какая-то неуклюжая сопливо-романтическая песня, – я её не любил, – в нашем курсантском быту во время учёбы в ростовской мореходке, из которой на всю жизнь, и до сих пор, привязались слова: И так вся жизнь моя пройдёт – четыре через восемь…

          Именно таков вахтенный цикл на судах установившийся давно, очень давно. Четыре часа – вахта, восемь – исполнение других служебных обязанностей и отдых.

          Первая вахта – с утра от восьми до двенадцати – имевшая прозвище пионерская, или пионерская зорька, а вечерняя часть её от двадцати до двадцати четырёх – прощай молодость – была моя, третьего штурмана.

          Были ещё – собачья – второго штурмана – от ноля до четырёх и от двенадцати до шестнадцати, и – королевская – старшего штурмана – от четырёх утра до восьми и от шестнадцати до двадцати.

          Было время моей вечерней вахты – Прощай молодость!

          Вечер был сумрачен.

          Облака, даже не облака, а  огромная туча закрыла полнеба, а к позднему вечеру и всё небо.

            – Нет, – не всё!

          Оставалась тонкая полоска незакрытого вечернего неба, почти над горизонтом. По самой же линии горизонта растеклась та же тёмно-синяя туча.

          Темнело.

          И туча темнела, наливаясь чёрным,  и полоска неба тоже наливалась тёмной синевой, но  всё же была отчётливо видна.

          Эта небесная прореха была расположена вдоль всей линии горизонта перед судном и, поскольку она была выше линии горизонта, а нижний край тучи сливался с тёмной же

6

водой Берингова пролива, то казалось, что перед судном разверзается чёрная бездна,  судно катится  вниз под уклон, зарываясь носом под горизонт.

          Эта иллюзия была настолько полной, что где-то внутри шевельнулось неприятное,

холодное, скользкое.

          В рубку вошёл вперёдсмотрящий, до этого прилежно молчавший на правом крыле мостика. Вовка Бушмакин, бывший спортсмен-велосипедист, невысокий курчавый с мускулистыми ногами молодой человек.

          – Мы правильно идём? – Смущаясь своего вопроса, спросил он. – А то что-то…

Вроде как вниз – куда-то…

          – Ну, мы ж с Северов на Юга скатываемся, стало быть, точно вниз. – Пошутил я, обрадовавшись, что это не только мне показалось.

          Мы шли с грузом металлолома из дальнего заполярного  порта Певек в один из портов Японии, на самом юге Японского архипелага. Справа Чукотка. Слева Аляска.

          Мы с Вовкой поговорили об оптических и иных иллюзиях, о способах борьбы с ними. От нашей – можно было освободиться, только оглянувшись назад. Там, позади, за кормой, туча всё-таки не достигала горизонта, и море и небо делились им в предусмотренном природой порядке. Бедный обманутый мозг вносил корректировку, и судно  некоторое время шло ровно. Затем, нужно было опять оглядываться, потому что мозг снова начинал ошибаться,  руководствуясь  тем, что показывали ему глаза.

          – А то я подумал, что у меня с головой что-то не то. – Признался Вовка. Я тоже сперва так подумал, но не признался.

          Я вышел перекурить (я тогда ещё потягивал эти дрянные вонючие палочки) на левое крыло и… обомлел!

          В тёмной воде с небольшим заглублением, где-то кабельтовых в семи-шести, курсом прямо в борт судна, как и положено выстреливаемым с задержкой, на некотором удалении,  одна за другой, шли две торпеды!

          Их движение выдало осеннее свечение планктона.

          Светящиеся идеально ровные линии кильватерных следов  вели в борт судна, а я не успевал почти ничего! На принятие и исполнение решения оставались считанные секунды.  – Подставить корму! Уходить зигзагом номер восемь! Американцы! (Тогда у нас были очень тяжёлые отношения с Америкой.) Подводная лодка!  Мелькало в сознании! Забыв о сигарете, я уцепился за планширь и проорал первую команду.

          – Вовка! – Не по-правильному заорал я и дальше – правильно. – На руль! – Руль – на ручное!

7

          Судно следовало управляемое авторулевым, и нужно было перейти на ручное управление.

          – Вовка! – На руль! – Руль – на ручное! – Заорал я. – Право на борт!

            – Если Вовка успеет перещёлкнуться на ручное, то мы, может,  успеем отвернуть, уйти не успеем, ударят в левую раковину,  а отвернуть…

           – Отставить! – Тут же проорал я. – Бегом, сюда!

          Ошалевший Вовка мигом оказался рядом, испуганно глядя на меня.

          – Смотри! – Усталый от внезапно пережитого ужаса торпедной атаки с подводной американской лодки сказал я. – Смотри что творят! – Дрожащей рукой показывал я с трепетной гордостью, как на своё.  А это и было моим.

          Вовка замер восхищённый.

          – Дельфины!

         Что-то такое было тем вечером в природе. Мы проходили через крупное скопление светящегося планктона, поздний вечер был тёмен и вода черна. Судно, возмущая своим движением чёрную воду, вызывало фосфорическое свечение планктона, и казалось установленным на некую подставку из неизвестного природе минерала нежного внутреннего света.

          Дельфинов, прирождённых артистов, любителей порезвиться у борта судна – вот кого я принял за торпеды! –  Потом я объяснил Вовке мои команды, и мы договорились, что он будет молчать, тогда для меня это было важно.  Меня сбила с толку прямолинейность их движения. Так точно и – идеально ровно держать линию – могли только механические приспособления, был уверен я и ошибался!

          В тот момент, когда я давал команду на поворот, дельфины вильнули. Они вильнули – и я понял, что это – не торпеды! – И один из них выпрыгнул из воды в фонтане брызг неземного светло-зелёного мягкого  свечения. И я закричал Вовке, чтобы он бежал  ко мне, и мы потрясённо смотрели на световые узоры, которые возникали от плавных и стремительных перемещений дельфинов. – И тут же из-под днища судна, пронырнувшая с правого борта, – вырвалась под наши потрясённые взгляды  целая стая дельфинов.

Мы, я и Вовка, стояли, раскрыв рты, потому что того, что мы видели, на самом деле в нашем мире, в нашем реальном мире, быть не должно! И – не было…

          Но – это было!

Дельфины выпрыгивали в мягком свечении поодиночке, а остальные внизу, в чёрной воде сплетали из света кружевные узоры и вдруг разом, по несколько десятков сразу, окутанные нежными взрывами света, выпрыгивали вверх из чёрной воды.

8

Вверх – к низкому чёрному небу!

          – Дельфиний салют! – Сказал Вовка из ненастоящего настоящего и раскинул руки. –  Велосипед! Такое купить негде.

          Работа на флоте поменяла смысл. Пришли другие люди, с которыми у меня, почти что, нет точек соприкосновения, но на нашей маленькой земле ещё есть то, что, наверное,

не всем даётся увидеть. Но я знаю, я верю, что кому-то из нынешних тоже дадут увидеть.

          Мне и Вовке Бушмакину дали.

          Я счастлив и горд.