ПЛАТИНОВЫЕ ПРИИСКИ

- Или пан или пропал! - подумала я и подняла вверх бокал с "Кубэ Либрэ".

Нужно было срочно сказать тост и не ударить при этом в грязь лицом. Язык меня не слушался. Ясно было, как день, что хорошее впечатление произвести уже не удастся. Боже правый! В первый же вечер я наклюкалась в стельку и не могла связать двух слов в такой ответственный момент.

- Ну, что ты молчишь?! Ну, говори! - кричал сеньор Деметрио, расплескивая "Кубэ Либрэ" по белой скатерти. Уже пять раз он пил за свои платиновые прииски и теперь требовал тоста от меня.

- Вот ты молчишь! - не унимался старик. - А для чего я тебя сюда выписал? Думаешь только для того, чтобы ты записывала, что я тебе надиктую?! Не-е-ет... Ты должна будешь мне изложить все, как есть, что там у вас творится. Нет! Вы только посмотрите! Она молчит! Эх, нет здесь Умберто! Этот чего не вспомнит, так соврет. Память у него совсем отшибло, а сериалы так и сходят с языка. И что удивительно, знаешь ли, сам во все свято верит - в каждую свою выдумку. И еще честных людей в свое вранье вплетает! Вот чего я ему простить не могу!

- Ты Елену имеешь в виду? - тут же подала голос баронесса.

- Никого я не имею в виду, - сразу пошел на попятную сеньор Деметрио. Он явно пожалел о последних словах, сорвавшихся с языка.

- А жаль все-таки, что с нами нет Елены, - загадочно проронила Ариадна Фон дер Нон.

- Не будем об этом, - почему-то смущенно пробормотал старый эмигрант.

- Ну, почему же! - прямо таки расцвела баронесса.

- Вранье все это! - взорвался сеньор Деметрио.

- Я думаю, об этом лучше спросить Джони, - подал голос кузен Дмитрий.

Я окончательно перестала понимать, что происходит и, вообще, говорить мне тост или нет, и продолжала оцепенело стоять с поднятым бокалом. Ветер по-прежнему хлопал дверью, и врывался в ресторан легкими взвихрениями красной пыли. Красная пыль лежала уже везде - на белой скатерти, на седине стариков, и даже на лысине кузена Дмитрия, который подавшись вперед и, прямо таки нависнув над столом, с ликующими глазами следил за развитием скандала.

- Не зря ведь сеньор Родригес увез ее в кругосветное путешествие столь поспешно, - плеснул он в огонь новую порцию своего масляного голоска.

Словно в подтверждение его слов ветер снова хлопнул дверью.

- Ты закроешь эту дверь в конце концов или нет?! - опять набросился на Джони сеньор Деметрио.

Джони что-то кратко ответил на незнакомом языке. Это был явно не испанский.

- Что ты там буровишь?! На этом языке будешь говорить с обезьянами, включая в эту компанию Умберто и своего деда. Говори по-испански со мной!

Джони повторил свой ответ, но теперь уже на ломаном русском:

- Дух не позволять.

- Что?! Я сказал тебе говорить по-испански! Что еще за дух?!

- Сеньор все понимать, - на том же ломаном русском ответил Джони.

- Это Умберто научил его русскому, - умилилась Ариадна Фон дер Нон. - Джони полукровка. Его дед - известный шаман среди местных индейцев. Это племя...

- Это племя состоит из кучки малолетних проституток и спившегося шамана, - тут же подхватил кузен Дмитрий. - Шаман этот торгует на рынке шляпами из пальмовых листьев и всякими женскими украшениями из рыбьей чешуи. Говорят он скрепляет чешую каким-то магическим словом. И пока женщины доходят до дома, все украшения рассыпаются...

(...- Рыбья чешуя скользит по телу, женщины превращаются в касаток, увлекают своих мужей в море и уплывают на острова Пана. Поэтому в племени и остались одни малолетние проститутки и старый шаман, да еще я - Джони...- Вдруг неожиданно в самом ухе у меня раздался тихий-тихий, почти детский, голос Джони...)

- Ну и, естественно, когда эти украшения рассыпаются, женщины приходят в ярость, возвращаются на рынок к старому индейцу и устраивают ему жуткий скандал, - продолжал кузен Дмитрий. - Какое это зрелище, должен я вам сказать! Какое представление! Я иногда прихожу туда, как в театр, поразвлечься. Что эти женщины там вытворяют!..

(...- Но это только те женщины, которым запрещено превращаться в касаток и уплывать на острова Пана. Именно от этого они и приходят в ярость, когда возвращаются к моему деду...)

- А шляпы из пальмовых листьев, которые продают по всему побережью мальчишки из его племени, вообще вещь опасная. Напрасно, душечка, вы купили ее... - внезапно ткнул в меня пальцем кузен Дмитрий.

(...- Не слушайте его. - Продолжал дышать мне в ухо Джони. - Скоро вы сами поймете, что не зря купили эту шляпу...)

- По крайней мере у нашего бедняги Умберто с этой шляпы все и началось!

Голоса кузена Дмитрия и Джони звучали в унисон. В голове у меня шумело. Ветер бил дверью, как старый шаман. Опять пили за платиновые прииски сеньора Деметрио. Опять ругали загадочного Умберто. По всему выходило, что сеньор Деметрио прямо таки влюблен в Умберто, и десяти минут не может прожить, чтобы не стукнуть кулаком по столу, произнося это имя. Про меня, казалось, на время забыли, чему я была несказанно рада, хотя по-прежнему стояла, как соляной столп, с поднятым бокалом и одеревеневшим языком.

Вокруг все катилось по накатанной колее. Кузен Дмитрий рассказывал новый анекдот про свою тещу. Сеньор Деметрио хватал его за грудки и кричал:

- Где мои платиновые прииски?! Где акции и карты?! Где все бумаги?! Куда ты их спрятал, когда бежал с немцами?!

Кузен Дмитрий все валил на какого-то Жюля Дютеля. В это время Джони мне на ухо рассказывал что-то про легендарного Умберто, который был его первым учителем и почти отцом родным, и, главное, научил писать стихи... на русском языке!..

Тут я вздрогнула в предчувствии чего-то такого... И Джони не обманул моих ожиданий. Он прошептал, что после всего хочет зайти ко мне в номер и прочитать эти стихи ночью.

- О, Господи, только не это! - хватило сил подумать мне, но не пpoизнecти.

Часы пробили полночь. Сеньор Деметрио стукнул кулаком по столу и все опять выпили за платиновые прииски. Пришлось выпить и мне. Как ни странно в голове моей после этого просветлело. И когда я прислушалась к общей беседе, к удивлению своему обнаружила, что уже являюсь членом некой экспедиции по изысканию и возвращению сеньору Деметрио платиновых приисков, находящихся предположительно в районе Валдайской возвышенности. Еще через несколько минут я уяснила, что являюсь членом не только экспедиции, но и почетным кавалером, вернее почетной дамой, рыцарского ордена старых кадетов, призванного спасти Россию и возвратить платиновые прииски сеньору Деметрио. Меня это еще больше удивило. Последним моим удивлением явилось то, что я же вдруг стала вечным и бессменным летописцем рыцарского ордена старых кадетов и платиновых приисков.

За это и выпили. Потом еще раз за прекрасных дам. Ясность сознания опять стала покидать меня, когда над моим ухом раздался бас сеньора Деметрио:

- Ну, и долго ты еще собираешься молчать?! Я же ничего не знаю о тебе! Я требовал, чтобы ты прислала мне свою подробную родословную, и не получил от тебя ни одного письма! Где твое родословное древо, я спрашиваю?! Ты что и есть та самая Иванна, не помнящая родства.

Я сосредоточилась на своем родословном древе и обнаружила себя стоящей все там же - по правую руку от сеньора Деметрио с поднятым бокалом "Кубэ Либрэ" в левой руке. Впрочем, бокал был пуст. Я красноречиво перевернула сосуд, и последняя капля упала на лысину какого-то тихонького старичка, сидевшего справа от меня. Я еще не знала, кто это. И удивилась этому вслух. Мне казалось, что со всеми я знакома уже лет сто. А был это Сережа Бессмертный - муж младшей сестры хозяина полуострова Татьяны Афанасьевны. И был он похож на ребенка, которого так неожиданно настигла старость, что он удивился этому раз и навсегда своими округленными ослепительно синими глазами. Сережа вытер лысину бумажной салфеткой и сказал еле слышно:

- Как я вас понимаю...

Я сразу почувствовала родственную душу. Вторая родственная душа по имени Джони уже подносила мне новый бокал "Кубэ Либрэ", предусмотрительно положив в него как можно больше льда.

- За наши платиновые прииски! - неожиданным для себя голосом провозгласила я.

Причем "Платиновые прииски" мной в эту минуту воспринимались исключительно возвышенно и одушевленно, как некие царственные особы, как таинственная древняя династия, летописцем которой мне предстояло стать.

- Так ты все-таки согласна! - возликовал сеньор Деметрио.- А я даже не поверил вначале, когда там, на лестнице, ты сказала: "Да". Этот лифт так гремел. Но теперь уж все! Железно!

( - Любопытно, на что это ты так железно согласна, - довольно вяло поинтересовался во мне внутренний голос.

- А ладно! Какая разница! Потом разберемся! - бодро ответил второй внутренний голос с ярко выраженной интонацией поручика Ржевского.)

Однако невеста сеньора Деметрио, баронесса Ариадна Фон дер Нон, похоже была решительно не согласна со столь соглашательской позицией моих внутренних голосов. Она встала со своим бокалом мартини и, стуча зубами о кубики льда, пила долго и с большим достоинством, словно процеживая мартини сквозь зубы. Все с нарастающей тревогой наблюдали за понижающимся уровнем мартини, переводя взгляды с баронессы на меня. Мы потому и оказались стоящими друг напротив друга, что я никак не решалась присесть на тот бесконечно виртуальный ряд двенадцати стульев, в который превратился мой скромный деревянный стул с высокой спинкой. И не то чтобы я опасалась сесть не на тот стул, в котором хранились бриллианты, я просто боялась оказаться между стульями и потому предпочитала стоять лицом к лицу с баронессой, цедящей мартини сквозь зубы. Я еще не знала, что в такой ситуации я буду находиться все долгие месяцы своего заточения на этом полуострове, - альтернатива: стул с бриллиантами или свободный полет между стульями в неисследованные области расширенного сознания... Выбор оставался - слава Богу! - не за мной...

Умберто аль Сугараи незримо управлял моей волей и вершил свой последний бал на полуострове Парагвана, где прямо на экваторе, словно пята Ахиллеса, пульсировала странная местность Пунто-Фихо - точка свертывания времени и пространства. Так сворачивается кровь в жилах, когда стрела попадает в пяту Ахиллеса, и, как утверждают алхимики всех времен и народов, именно в это мгновение где-то между правой почкой и печенью в человеческом организме образуется философский камень, который современные хирурги по глубокому невежеству своему вырезают и выбрасывают на помойку. Ну, в лучшем случае он, таинственный красный камень, находит свое место в каком-нибудь музее современной хирургии среди прочих неопознанных экспонатов-объектов, неведомо как попавших в человеческое нутро. Вот так современной цивилизацией ампутируется в нас орган для шестого чувства, о котором некогда писал великий русский поэт-герой.

Его в эту минуту как раз цитирует сеньор Деметрио, намекая на свое близкое знакомство с ним и чуть ли не родство. Впрочем, послушать сеньора Деметрио, так он со всеми великими поэтами находится в родстве, что не так уж и невероятно, если учесть, что род его берет начало от самого Арапа Петра Великого... Стоп!..

Тут я наконец-то поймала себя на том, что через мою одурманенную голову проносится поток неведомо чьих мыслей, и сведения содержащиеся в них указывают на то, что родом они из совершенно другого романа, но уж никак не из моих скромных путевых записок, и началось это, похоже, не прямо сейчас, а гораздо раньше, - быть может, в тот момент, когда я ступила на трап самолета в Шереметьево. Однако исследовать это странное явление, что называется, не сходя с места, я не успела. Баронесса допила свой мартини и как бы между прочим спросила:

- Как прикажете это понимать?

- Арочка! Это совсем не то, что ты думаешь! - выдал заготовленную фразу сеньор Деметрио.

- А что я думаю? - ледяным тоном спросила баронесса.

Я поняла, что нужно срочно спасать ситуацию.

- В любом случае, это чистая игра воображения... - плохо повинующимся мне языком начала я длинную тираду, не имея ни малейшего представления, чем смогу ее закончить, кроме очередного тоста: "За платиновые прииски!"

И тут Ариадна фон дер Нон нанесла решающий удар:

- О, да! У сеньора Деметрио богатое воображение! Вы же не знаете - Димочка у нас поэт! Он еще в кадетском училище писал пьесы в стихах.

Сеньор Деметрио зарычал от ярости.

- О, Господи! - совершенно непроизвольно вырвалось у меня,- Одни поэты вокруг!

Сеньор Деметрио затравленно оглянулся.

- Да и сейчас,- продолжала баронесса ангельским голосом,- все карнавалы в Пунто-Фихо проходят по его сценарию.

При слове карнавал сердце у меня замерло. Однако едва я собралась с духом и даже подмигнула Джони, намекая на свой вновь опустевший бокал, как в ресторан вбежал перепуганный метрдотель и, склонившись к сеньору Деметрио, стал что-то громко прицокивать по-испански. Сеньор Деметрио, уже набравший в грудь воздуха, чтобы в ответ на издевки баронессы послать как можно подальше всех поэтов, включая и себя в их число, неожиданно выдохнул весь этот воздух беззвучно, и только на остатке дыхания просипел:

- Проссси к столу...

Старики молча переглянулись. Все они в эту минуту стали похожи на одряхлевшую команду "Летучего Голландца", которую неожиданно настигло известие о прибытие на борт корабля нового пассажира.

В проеме двери, открытой в кактусовую рощу, вырисовался женский силуэт.