В первые годы после университета неженатые однокурсники Салабина часто давали знать о себе, тормоша его куда-нибудь на вылазку. Своей сосредоточенной замкнутостью Салабин многим представлялся выгодным напарником: девчонки угрюмых не любят, значит, Генка – не конкурент, а знакомиться двое-нá-двое всегда интереснее и легче.

Так Салабин оказался на улице Рубинштейна, она же Троицкая (теперь мы это знаем, читатель!), на концерте в Доме народного творчества, где зал заполнили знакомые и родственники выступавших певцов и музыкантов.

Этот случай разрушил обычную для Салабина сосредоточенную замкнутость... Оглядываясь на тот роковой для него день, Салабин иногда говорит себе, что он только потому женился, что одна юная особа, сидевшая прямо перед ним, несколько раз в течение одного отделения оборачивалась на сто восемьдесят градусов, чтобы уставиться на Геннадия в упор.

Он ещё не сталкивался с таким фронтальным приёмом.

На втором отделении ряды зрителей поредели, и Салабин с приятелем сели вперёд к двум подругам, из которых поведение одной требовало немедленного разследования.

Спустя годы выяснилось, что даже улица была на самом деле совсем не Рубинштейна, а Троицкая, но тогда, в день памятного концерта, Геннадий узнал только лишь, что девчонка живёт в пригороде в Курортном районе, что отец её инженер, мать домохозяйка, брат спортсмен, и оглядывалась она потому, что ей нравятся молодые люди в очках.

Через две недели оказалось, что отец её шофёр грузовика, мать – боец военизированной охраны, родители в разводе, а брат на учёте в детской комнате милиции, но это уже не имело для Салабина решающего значения.

Зато его покорило, что Наташа жила в деревянном доме среди ёлок, а двухэтажный этот дом на четыре семьи был очень похож на корпуса его сельской школы в Жилгородке. Кроме того, Наталья заправски бегала на лыжах, а её брат таскал окуней из круглого лесного озера, называемого Щучьим. И она уже выучилась в техникуме на повара и умела жарить гренки на одной воде. Позднее выяснилось, что готовить она чистосердечно не любит, но это уже не могло ничего изменить. Потом родился Ростислав Геннадьевич – и Наталья на третьем году его жизни получила квалификацию воспитателя детского сада, чтобы не возвращаться в горячий цех и не доверять своего ребёнка посторонним женщинам. То есть у Геннадия было достаточно оснований одобрять поступки жены и восхищаться её решениями.

Что касается тёщи, та не любила очкариков и всё ждала или искала признаков разлада между дочкой и зятем, но потом смирилась и даже устроила семейный жилобмен – комнату Натальиной бабушки и комнату Геннадия обменяли на теперешнюю отдельную квартирку для тогда ещё молодой семьи...