В дискотеке – предсумеречный час, гостей пока мало, они массово прибывают с темнотой.

Товарищ Первый посылает мне ясную вспышку глазами: у него ко мне разговор. Сам он пока занят беседой со Светланой Сабировой, а сигналит – чтобы я вдруг не исчез.

Эта Сабирова мне запомнилась по первому дню директорства, когда Лёва передавал мне дела. Мы с ним присели выпить кофе, и я возмущённо ему поведал, что тут некие девицы уже мне глазки строят.

- Значит, им есть что тебе сказать! – ответил уходящий директор. – Ты не эту, вот за тем столиком, имеешь в виду?

- Её!

- Так она специально пришла с тобой познакомиться, потому и улыбается. Это Света, у неё папа служит на Крайнем Севере, она учится на филфаке у Герцена, наш золотой фонд.

После этих разъяснений у меня симпатии к Свете не прибавилось. Забегая вперёд, скажу, что в течение года Света вышла замуж за голландского штурмана, а в течение следующего года с ним развелась, но осталась в Амстердаме.

- Здравствуйте, Геннадий Серафимович! – товарищ Первый сияет мне глазами и подсаживается к моему столу. – Как осваиваетесь? Как находите коллектив?

- Коллектив нормальный, советский! – отвечаю. – Узнаю потихоньку всех.

- Хорошо, Геннадий Серафимович, очень хорошо! Потихоньку – это правильно.

- Извините, пива нет! – говорю ему.

- Ничего, я не такой уж любитель.

- А давайте – по чаю с бутербродом!

- В вашем обществе – согласен! – глазами улыбается Первый, и я сигналю девушке за барной стойкой.

- Геннадий Серафимович! – начинает Первый, когда девушка, приняв заказ, уходит. – Чем у вас занимается Кирилл Добровольский?

- Музыку крутит, – чистосердечно отвечаю. И – жду.

- Он заочно учится? – спрашивает Первый.

- Честно говоря, не знаю, учится ли он.

- В учебный отпуск уходил – значит, учится. Прописан в области, значит, в городе жильё снимает... Как же он существует на 80 рублей в месяц?

Салабин ёрзает и пожимает плечами.

- А вы, Геннадий Серафимович, поинтересуйтесь!.. Что он вам ответит?

Светлые глаза и добрая улыбка Первого светят Салабину прямо в душу.

И, хочешь не хочешь, Салабин обещает. И, хочешь не хочешь, а теперь директор мимо Добровольского просто так не пройдёт. В долгий ящик это не отложишь.

С людьми я стал знакомиться по-настоящему в ходе инвернаризации. С неё же стал потихоньку седеть.

В первую очередь пришлось разбираться с острым «дефицитом» – с видеотехникой. Узнал про балансовый учёт – и про Лёвушкино «забалансовое хранение».

«Как же я дела принимал?» – у себя, у Салабина, спрашиваю. Под гарантию крепкого рукопожатия Ласкарёва!

Забалансовые Лёвины трофеи – это подарки иностранных экипажей или борзые щенки от местных братков-бизнесменов (оплата аренды помещения для совещаний).

Недоставало, как будто, одного лишь забалансового «Шарпа», погибшего в пожаре «капитанского салона». Для услады взора условных капитанов расписывали стены полноперсными нимфами, а проводку для подсветки прелестей тянули абы как. Всё это искусство было левым, недокументированным – что нимфы, что видео-«Шарп», что реконструкция салона. Поэтому и факт пожара не открылся госпожнадзору: его загасили ужасом энтузиастов.

Зато местная группа народного контроля, во главе с переводчицей Ниной Анатольевной, факт пожара не оспаривая, сомневалась в гибели драгоценного «Шарпа» – и требовала предъявить останки.

«Кому она хочет насолить?» – думал Салабин, глядя на седую и подслеповатую Нину Анатольевну. – «Скорее Ласкарёву, чем Салабину. Скорее Казанове, чем князю Мышкину. Ведь только Казанова был реально документирован.»

Наш видео-пират Саша (по штату: киномеханик такой-то категории) заявил, что начинка «Шарпа» пошла на запчасти для ремонта техники, и предъявил подозрительной Нине Анатольевне – хотя был вовсе не обязан это делать – оплавленную лицевую панель какого-то импортного устройства.

В подобные вещественные доказательства не поверил даже Салабин, но состава преступления он не усмотрел. Была только моральная нечистоплотность.

- Я всё поняла! – заверещала Нина Анатольевна. – Вы мне ответите!

- Народу – отвечу! Тебе – никогда! – ответствовал Саша-пират и показал ей спину. Восемьдесят дуриков для него – как броня. Возьми его поди! А придёт любой другой – тоже видео-пират, как минимум.

Оказалось, Нина Анатольевна имела счёты с Ласкарёвым – и теперь от Салабина требовала прояснения всех пунктов несохранности. Но с отчётностью было всё в порядке, а забалансовый учёт мог только всплыть в результате новой анонимки.

Правда, электрическая пишущая машинка «Роботрон» была «в отгулах», но Лева обязался вернуть её до конца недели, а радиокассетник «Филипс» был «на прослушивании» в канцелярии ремстройупра – «Гена, мы сколько лет друг друга знаем?.. Как только – так сразу!»

- Да што вы беспокоитесь, Геннадий Серафимович! – добродушно крякнул старик-столяр и он же слесарь. – Вам, што ли, беспокоиться? У вас же материальное лицо – не кто-нибудь, а космонавт!

- Что вы хотите сказать?..

Выходит, было незачем седеть Салабину.

Однажды Витенька отдал машину Ласкарёву вместе с баранкой: тому занадобилось экстренно куда-то, без свидетелей, даром что Витенька предан ему «как могила». А подлая машина возьми да заглохни у Лёвы посреди какого-то проспекта – и заводиться не хочет. Бросил её Лёвушка и поехал дальше на такси. А вскоре в клуб звонит: пусть, мол, Витенька заберёт – там-то и там-то. Ан не может Витенька; он тока-тока пожар души залил, да так основательно! Кому ещё есть дело до машины, до Лёвы и до Вити? Всем плевать. Только прапорщик Паша – без страха и упрёка, хоть в данную минуту и он вполне порозовевший... Однако до краёв он никогда себе не позволял.  Встаёт Павел Васильевич от стола со-с-красавицами, звон шпорами издаёт и едет «волгу» в чувство приводить.

- И что вы думаете, Геннадий Серафимович: директорскую «волгу» уже ГАИ хочет взять за ребро. Паша их опережает, садится за руль – ключи на месте... Менты его за хобот: что за дела? Чем пахнет? А пахнет алкоголем. Повезло ментам! «Да ты пьян! Даже руки трясутся!»

- Ну и что? «Руки трясутся!» – Паша не теряется. – Я и комиссию на космонавта проходил – так они у меня тряслись. И ничего – справляюсь! Запаха-то нет! Нюхните! Х-хы! Ну что – нету?

А запаха точно уже нет. Тогда у Паши были ещё такие пилюльки японские...

- Предъявите документы!

- Пожжа-луйста!

Самый полезный документ у него был с собой. Раскрывает он партбилет – и в глаза гаишнику: «Уплачено. ЦК КПСС» – «Уплачено. ЦК КПСС» – «Уплачено...» Много лет подряд – и всё одно и то же. Сами понимаете, в глазах у гаишников зарябило!.. Дружно трое – под козырёк и давай космонавту «волгу» чинить. С приветом попался космонавт: не «волга», а позорище... Видно, порядок ему в космосе до чёртиков надоел. «Ну, вот, садись, космонавт, автограф ещё, пожалуйста, – и всё». А гаишный «уазик» – почётный эскорт аж до самого клуба.

Доехали, гаишники вышли – опять под козырёк, а на прощанье – ещё и за руку... А чтобы хвастаться, фамилию спросили.

Паша и тут чести не уронил: свою настоящую так и назвал. Так что с Пашей не пропадёте, Геннадий Серафимович!

    *       *       *

Увы, нельзя расслабиться ни на минуту. Сегодня смена диск-жокея (официально: киномеханика) Кирилла Добровольского, и Салабину, хочешь не хочешь, предстоит с ним беседа.

Директор даёт себе установку: выкинуть из головы всё, что слышал от товарища Первого; буду говорить с Кириллом свободно и просто как директор, чтобы знать все слабые и сильные места заведения.

Увы, не получится. В зале уже сидят исландцы с «Детифосса», уже без пяти минут восемнадцать, пора музыку крутить: когда тут беседовать?

- Кирилл, вы бы заглянули ко мне для разговора, когда время позволит!

Парнишка неброской внешности, с висячим носом, поднимает скучные глаза:

- Сейчас?

- В принципе, я не тороплю. Сегодня, завтра, послезавтра...

По глазам парня видно, что он насторожился: выходит, разговор не мимолётный предстоит!..

...Через полчаса на месте диск-жокея стоял Владислав, а Кирилл стучался к директору.

- Садитесь, Кирилл Анатольевич!

Тот молча сел.

- Я человек здесь новый, Кирилл Анатольевич, с делами знакомлюсь и с людьми. Вот и с вами время подоспело. Хотел бы услышать ваши пожелания, замечания, вопросы – если есть...

Кирилл пошевелил плечами.

- Мм... Нет вопросов, Геннадий Серафимович. Замечаний – тоже.

- Пожелания?

- Да всё хорошо, Геннадий Серафимович!

- И зарплата хорошая? – почти без иронии спросил Салабин.

Кирилл состроил гримасу вроде улыбки и заглянул к себе под стул.

- Вы ведь учитесь?

- Да, в заочном политехническом.

- А живёте?..

- Снимаю.

- Родители помогают?

Кирилл отрицательно мотнул головой.

- Как же вы справляетесь?

- А я кроликов развожу.

Салабин молча, не без уважения, посмотрел на парня.

- А как вы музыкой стали увлекаться? Играете на чём-нибудь?

- Нет, не играю. Слушать люблю.

- То, что здесь в клубе звучит, нравится вам?

- Конечно.

- Сплошь иностранная музыка. Я слышал, что иностранцы предпочли бы русскую.

Кирилл поднял удивлённые глаза:

- Ко мне не обращались.

- Иностранцы меня лично спрашивали об этом. Правда, это были не моряки.

Возникла пауза.

- Вообще музыка обладает психотропным действием, – продолжил директор. – Вот, например, этот ваш «Отель Калифорния»... Обезволивает человека.

- Не замечал, Геннадий Серафимович! Мне, напротив, только драйв даёт!

- Возможно, Кирилл, мы об одном и том же говорим. Драйв. А от кого он исходит? От вас? Или просто вам сообщается? Извне?

Кирилл почесал себе кончик носа.

- Ну, хорошо. Я вас больше не задерживаю. Спасибо. Появятся вопросы – заходите.

- Вам спасибо, Геннадий Серафимович.

«Мне-то за что? – подумал Салабин. – Мне просто команду дали: на первый, второй, третий – ррас-счи-тайсь!»