А ведь уже взорван Чернобыль, ведь грянул уже и Рейкьявик, загадочный, недосказанный... И странное случилось назначение ульяновского секретаря в столицу Казахстана.

«Ускорение, перестройка и провокация – в одном ряду?» Это строчка из директорского ежедневника Салабина, рядом с пометками: «...видел Кузнецова и Гурвиченко, поговорили...» и «...наблюдал выступление Кацкуна: до чего похож на Г.! Что в стране – то и в пароходстве!»

А ниже: «m/v Proud Osprey – первый визит».

И вот что разсказывал Салабин:

- Познакомился с капитаном теплохода «Прауд Оспри» – Брайаном, лет на восемь старше меня. Оригинальный мужик. От книги Горбачёва отказался, ни о чём не разспрашивает, а даёт такие советы, будто я сам Горбачёв: «Джийн, только – постепенно, только без рывков! По-другому – опасно!»

И ты знаешь, я Брайану верю! Может, первый англичанин, которому верю!» Потому что горбатый уже доигрался: русских девушек в Алма-Ате забрасывали в кузов как дрова!

- Откуда знаешь?

- Мне Абай оттуда пишет. Помнишь его?

Ещё около года продержат судовладельцы «Прауд Оспри» свою грузовую линию на «Ленинград» – и всё это время Брайан Малленджер будет увещевать Салабина: «Gene, go smoothly! Don’t hasten things!»  Геннадий только жмёт руку ему в ответ.

А когда «Гордая скопá*» перестала ходить в наш порт, осталась у Салабина только визитная карточка капитана из Саутгэмптона.

«Двигайтесь постепенно! Не торопите события!»

     [  * Крупная морская птица, питается исключительно рыбой. ]

Но у Горбатого была советчица Маргарита Тэтчер. Но что удивительно для автора этих строк, уже тогда Салабин не доверял Горбачёву – настолько, что готов был просить защиты от у него у той же Тэтчер! Хотя... всё логично: обращаются к тому, от кого что-то зависит.

И вот, как доказательство, написанный вскоре стих Салабина – когда уже после Рейкьявика грянула Мальта:

                               Наш первый блин парит над государством

                               Как неопознанный объект.

                               Едва дыша, безумно благодарны,

                               Народы мiра шлют ему привет.

                               А мы, сойдясь в угрюмый вечер

                               Ни по сердцу ни по уму,

                               Попросим Буша с Маргаритой Тэтчер,

                               Чтоб нас они не продали ему.

Удивительно, не правда ли? И необъяснимо! Однако же – факт. И только безысходностью это можно объяснить.

Как-то автор этих строк заглянул к Салабину в клуб после работы, и мы вдвоём покинули дом на набережной, направляясь по домам. Шли вдоль канала аж до Сенной, делясь переживаниями.

Оказалось, что Салабин выпадает из кацкуновского сценария – вместе с Интерклубом, вместе с бедами и проблемами.

Понимаешь, Саша, говорил мне Салабин, я и так уж не особенно расшибаюсь насчёт дорисовки старинной панорамы или даже кое-где порыжелой лепнины, но – кровля!.. И замена труб канализации! Ведь, если что, то мало не покажется! А самое скверное, что инженерные чертежи и схемы по зданию – утрачены! Может, ещё с блокады!

- А Кацкун, сидя в президиуме, если натыкается на мой взгляд – тут же, хмурясь, отворачивается...

Говорю Геннадию: а в пароходстве-то – ничем не лучше! Три десятка кооперативов он составил, а теперь насыщает их собственностью. Ты вот не решаешься валютный счёт Интерклубу завести – да и я, если честно, резона не вижу! А кооператоры открывают счета и здесь – и, мне сдаётся, за бугром. А про покупку гостиницы на Майорке ты не слышал? А про переводы фрахта* на счета «Всемирной лаборатории» за границу? Там ЦК и какие-то избранники из Академии наук, Олимпийского комитета и прочая дрянь... Что ты смотришь на меня? Ведь пароходство – теперь арендное предприятие. Я теперь теоретически – соарендатор пароходов, портов и огородов!.. Попали мы с тобой! Умные люди говорят, что пароходство долго не протянет. Уже зарплаты задерживают...

Так «беседуя», мы прошли по восточному берегу канала до Сенной... И тут Салабин издаёт сдавленный крик и перегибается пополам  от смеха или от рыданий.

Показывает мне на вывеску «бистро», как стали именовать кафе и забегаловки... Вижу: FART.

- Вот это сразу и про Виктор-Якольча, и про Михал-Сергейча!

Тупо соглашаюсь:

- Да, оба везунчики!..

- Да ты обрати внимание!.. Фарт русскими буквами – это одно, а латынью – это же, дружище...

Он оглядывается и яростно шепчет мне в ухо: ПЕРДЕТЬ!

Два года спустя я снова оказался на том же месте, но этой вывески уже не увидел. И не мудрено: чего только не произошло за то время!..