Длинный пронзительный звонок прострелил квартиру. Татьяна Сергеевна выбежала из кухни и щёлкнула замком, открывая входную дверь. В прихожую ввалилась шумная компания.

– Мама, вы с папой обещали сегодня посидеть с нашими халабальцами. У нас с Володей абонемент в консерваторию. Мы же договаривались… –

 Дочь с вопросительным недоумением заглядывала в глаза Татьяне Сергеевне. – Звоню, звоню целый день… Вы не отвечаете. Я забеспокоилась – не стряслось ли что. Вот пришлось самим примчаться. Что у вас с телефоном?

– Я отключил его, чтоб не трезвонил попусту, да и забыл. – Андрей Петрович виновато втянул голову в плечи. – Лизок, извини. Но у вас ещё куча времени. К вам мы уже, конечно, не поедем. Пусть Тима с Тёмой у нас сегодня ночуют. Завтра вы их заберёте.

– Ура! Ура! – заверещали братья, пошвыряли в угол свои шапки и куртки и ринулись в кабинет дедушки к телевизору и компьютеру, но, наткнувшись на Лукашевича и Зацепина, тихо поздоровались и обиженно перекочевали в большую комнату.

Володя протиснулся в кабинет Андрея Петровича и расположился в кресле, вытянув ноги на середину комнаты.

– Вот что, мужчины, у меня через полчаса будут готовы пироги. Попьём чайку. – Татьяна Сергеевна собрала одежду внуков и пристроила её на вешалку. – Гриша, раздвинь, пожалуйста, стол в большой комнате. Володя, вы тоже успеете почаёвничать. – Когда в доме появлялась семья Лизы, Татьяна Сергеевна почему-то всегда старалась обращаться  к зятю.

– Ха-ха-ха, – зарокотал Лукашевич, – Танечка, да ради твоих пирогов они и в консерваторию не поедут. Какой же дурак от такой радости откажется? Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда

Лиза взглянула на стол, заваленный бумагами и брошюрами, полистала Конституцию, Гражданский кодекс…

– Папа, неужели ничего нельзя сделать? Неужели Городок наш снесут? Это же дикость какая-то! Все просто в панике. Администрация увещевает. Депутат не в курсе…

– Ну, чё вы все так паритесь? Чё вы грузитесь не по делу? Ну, снесут… Построят новые дома. Получим равновеликую жилплощадь. – Володя подтянул мешающие всем ноги и поёрзал в кресле, устраиваясь удобнее. – Конечно, стройплощадка – это не фонтан. Непролазная грязь и горы мусора нам на два-три года гарантированы. Но строят сейчас быстро. Потерпим. Такова се ля ви…

– У тебя квартира приватизирована? – Зацепин почему-то раздражился, и, стараясь быть спокойным, в упор посмотрел на Володю. – Приватизирована. Так вот, дружок, никто тебе новую предоставлять не будет. Победитель аукциона выкупит её по остаточной стоимости ветхого жилья и по суду переселит тебя в общагу на юго-востоке города, куда отходы со всей Москвы свозят. Вместе с халабальцами твоими. И к бабушке с дедушкой их уже не подбросишь. Они будут в той же зашарпанной общаге мытариться. Вот тогда и «запаришься» новую-то квартиру покупать. А такую, с потолками в три метра, ты даже и во сне не осилишь. В Городке три тысячи двести семнадцать жителей, восемьдесят три процента квартир – приватизированы, почти половина взрослого населения – пенсионеры и люди преклонного возраста. Представь, сколько бомжей и полубомжей сразу нарисуются.

Агрессивный тон Зацепина обидел Володю. Стараясь не выказать обиды, помолчав, он продолжал:

– Если вы все такие озабоченные, выдаю вам, заметьте – бесплатно, две идеи. Первая: скидываемся всем Городком, покупаем право на… как это там у них называется, на «развитие застроенной территории микрорайона», нанимаем какую-нибудь строительную фирму, организуем скромные работы, приводим в порядок улицы и тротуары и живём себе дальше, припеваючи. – Видя саркастические улыбки на лицах старшего поколения, Володя улыбнулся тоже. – Ага, вижу – не нравится. Тогда, пожалуйста, вторая идея. На это бабло, а сумма может получиться приличной, нанимаем рейдера, и он решает наши проблемы со всеми там своими стре¢лками, разборками, фильтрацией базаров и типа того… Кстати у меня в Москве есть шапочный приятель, который вроде бы как-то связан с подобной конторой.

В глубине души Григорий Ефимович недолюбливал Володю. Он считал, что очаровательная Лиза была достойна лучшей партии. Но они жили легко и как будто были счастливы. Тима с Тёмой,  подвижные неугомонные близнецы, делали их союз гармонично-благополучным. Григорий Ефимович никогда не проявлял своей неприязни, но сейчас он был раздосадован и с трудом сдерживал раздражение.

– Ты, наверное, забыл, что «эпоха» стрелок-перестрелок и кровавых разборок к началу двадцать первого века у нас вроде бы завершилась. Уцелевшие бандиты давно поделили сферы влияния, стали уважаемыми собственниками, богатыми и респектабельными персонами, проникли во власть и срослись с властью. Погоди, погоди. Дослушай. Наивно думать, что аукцион будет аукционом. Победитель уже  априори себя определил. Он и прокручивает всю эту афёру.

– Ошибаетесь, Григорий Ефимович, – Володя уловил неприязнь в словах Зацепина и вместо обычного «дядя Гриша» обратился к нему по имени-отчеству. – И стре¢лки имеют место быть, и разборки продолжаются. Только формы стали другие. И существование рейдерских контор – подтверждение тому.

Лиза почувствовала сквознячок в разговоре мужчин и защебетала.

– Дядя Гриша, я вам вот что скажу. Я же по работе почти всех в Городке знаю: кто чем живёт, как живёт, чем занимается. Люди готовы к действиям, к защите своих прав. Один говорит, что он готов весь Городок обойти и подписи протеста собрать. Другой – дайте мне любое задание, скажите что делать, и я, как танк, к любому чиновнику пробьюсь, и он меня, как миленький, примет и выслушает. Только скажите куда, к кому и текст нужный дайте. Почти в каждом доме по существу уже есть инициативные группы…

– Вот это уже горячо! – встрепенулся Григорий Ефимович. – Вся беда в том, Лиза, что мы в острейшем цейтноте. До аукциона – меньше месяца.  Письма мы тут заготовили. Во все инстанции: в городскую Администрацию, в областную Администрацию, в Думу, в Общественную палату и даже в Администрацию Президента. Во все уровни Прокуратуры: в городскую, областную и в генеральную тоже. У зачинателей этой авантюры наверняка  везде свои глаза и уши. Наш мощный колокольный набат они, безусловно, услышат, и если не остановятся, то напрягутся и насторожатся точно. А письма – не почтой, а на¢рочными, с вручением в канцеляриях под расписку. И подписи… – Григорий Ефимович умолк и озабоченно почмокал губами. – Хорошо бы хоть процентов двадцать – двадцать пять от общего числа жителей. Но это же долгая и тягомотная работа…

– Ну, что погрустнела, Лизок, слабо¢? – нарушил паузу Андрей Петрович.

– Ничего не слабо¢. Будут у вас через три дня подписи. Всех за это время охватить невозможно, но если не две, то полторы тысячи будут. Мы уже говорили об этом. А Тамара Фёдоровна, ну та, что в четырнадцатом доме живёт, она в городской Администрации работает, знает, как всё оформлять надо, чтоб принято было и чтоб под сукно не положили. А что касается нарочных – деловых и решительных пенсионеров в Городке достаточно. Да что – пенсионеры? Все мои одноклассники готовы действовать!

Разговор давно переместился в большую комнату. Электрический самовар – гордость Андрея Петровича, подаренный ему коллегами на пятидесятилетие, опустел. Пироги умяли подчистую. Володя оделся и, иронизируя, поторапливал Лизу.

– Давай не поедем сегодня на концерт, а? Пошли сразу по домам подписи собирать? Ты с которого дома начнёшь, а?

– Всё, всё… бежим, – заулыбалась Лиза. – А вы ведите себя прилично. – Она торопливо поцеловала сыновей. – Завтра папа за вами утром заедет.

Из оперативного донесения.

            Чуйкина Елизавета Андреевна, в девичестве – Смирнова, 32 года, образование высшее медицинское, двое детей. Работает в поликлинике Городка и по совместительству в частном диагностическом Центре в Москве. Общительна, деятельна, энергична. Умеет располагать к себе людей. На работу в Москву ездит на личном автомобилe OPEL KORSA гос. № В327ЕИ 150 RUS. В акции противодействия играет исполнительскую, но чрезвычайно активную роль.