(Дверь наверху открывается, и по лестнице спускается Софья, жена Силантьева).

СОФЬЯ. У нас - Мишурин?

СИЛАНТЬЕВ. Собственной персоной гратой. Он, конечно, зануда, но мужик святой.

СОФЬЯ. Не люблю святош. Они или просто мешают жить, или не те, за кого себя выдают. Либо вообще оказывается, что они педофилы.

СИЛАНТЬЕВ (после паузы). Сонька, я тебя брошу когда-нибудь. Прям с третьего этажа – возьму и брошу. Который уж раз тебя прошу: придави в себе москвичку – только плохое в голове держишь!

СОФЬЯ (невозмутимо). А что – вчера по телевизору один ватиканский кардинал…

СИЛАНТЬЕВ. Да ты сама инквизиция ходячая – только наоборот. Чем тебе Мишурин-то не угодил?

СОФЬЯ. Бросишь? (Начинает картинное дефиле перед ним, раскрыв халат). Вот все это возьмешь и бросишь – чтобы слушать таких, как этот моралист Мишурин?

СИЛАНТЬЕВ. Иногда ты так достаешь, ей-богу брошу! Вот уже два года мы вместе, и за это время ты всех моих знакомых поделила на друзей и врагов. Обязательно плюс или минус – как на батарейках. А они просто мои знакомые. Я, может, и хотел бы врагов, но враг – это тот, кто равен тебе, а равных мне в этом городе нет… (пауза - закуривает) А Мишурин – он жизнь мне спас в горячей точке. И вообще – хирург от бога. Не надо всех делить на друзей и врагов…

СОФЬЯ (задумчиво). На врагов. Я всех делю на врагов. Впрочем, ты прав, Силантьев. С того дня как ты скупил акции их градообразующего предприятия, они все твои друзья. У них просто нет выбора.

СИЛАНТЬЕВ. А надо ли – на врагов-то делить?

СОФЬЯ. Это мои враги, не бойся.

СИЛАНТЬЕВ. И самый большой враг – ты сама (подходит и берет ее руку). Мечтаю понять тебя когда-нибудь. Ты же у меня редкой красоты женщина. Зачем тебе еще умище этот мегерский – или мужицкий? В этом что-то против природы. Иногда ты у меня просто в глазах двоишься. Так и хочется крикнуть: ты уж выбирай – ты или красивая женщина, моя жена, или…

СОФЬЯ. Уеду я от тебя, Сила. Вернусь в Москву, если сам меня не бросишь.

СИЛАНТЬЕВ (отталкивает). Так… старая песня. Ведь ты же сама примчалась из Москвы. Я же знал, что придет время, когда ты со скуки завоешь.

СОФЬЯ. Что делать – видно, не получилось из меня провинциалки…

СИЛАНТЬЕВ. Не пойму я тебя. Вот есть мужики такие по жизни непричаленные. И все маются, все им чего-то надо, все ищут мировой гармонии. Но это я понимаю. А бабы-то… бабы-то проще и разумней устроены. Когда у них кризис, они просто устраивают истерику.

СОФЬЯ. Хочешь истерику?

СИЛАНТЬЕВ. Да не о том я…

СОФЬЯ. Хорошее слово – непричаленная. Есть «неприкаянная», а ты хорошо сказал - «непричаленная»... Видишь, ты уже начинаешь обижать меня… Брось меня, Сила. Тебе нужна здоровая женщина – чтоб детей рожала, чтоб наследников. Ты же классический буржуй, хозяин, человек дела. Тебя наша бездетность глубоко ранит.

СИЛАНТЬЕВ. Наша? (Погружается в молчание). У меня есть дочь, и я ее люблю. Что еще мне нужно? Ладно, тысячу раз уже из пустого в порожнее… Тема исчерпана. Толпа соберется к семи. Чуть позже привезут Данилевского. Будут все наши тутти-фрутти, начиная с мэра.

СОФЬЯ. Хорошо, я буду неотразимой. Я даже не скажу никому, что ты хочешь перекупить землю у Фролова и продать ее американцу…

СИЛАНТЬЕВ (с недоверием). Что? С чего ты взяла?

СОФЬЯ (смеется). Так – из головы. Ты же ничего не говоришь, вот и приходится обо всем догадываться. Я и раньше догадывалась. А вообще интересно – как это ностальгия одного становится предметом коммерческой сметки другого. В этом даже мистика есть какая-то, некая тайна мира. Победа неживого над живым (ироничный жест).
(Пауза)
СИЛАНТЬЕВ. (Уходит в дальний угол – под гобелен, садится на край стола). Мне и самому бывает противно.

СОФЬЯ (продолжая). И эта тайна сродни тайне наших отношений. Меня всегда влекла твоя витальность, жизнеспособность твоя природная. У индусов это называется «прана» - жизненная сила.

СИЛАНТЬЕВ. Ну вот, опять не по-русски загнула. Ну что за баба…

СОФЬЯ (смеется). В тебе есть энергия первоначального накопления, и ты это знаешь.

СИЛАНТЬЕВ. А чем я был привлечен?

СОФЬЯ. Моей неадекватностью, должно быть.

СИЛАНТЬЕВ. Интересно (пауза – размышляет)… Так вот, мне и самому иногда противно, и я не говорил тебе ничего… но семь лет назад, когда Данилевский в первый раз приехал взглянуть на Ивашнино, имение его деда, я решил, что из этого может получиться что-то большее…

СОФЬЯ. Что же?

СИЛАНТЬЕВ. Я предположил, что ему очень нужна эта земля. Так он смотрел на речку и эти ивашнинские болота…

СОФЬЯ. И что же дальше?

СИЛАНТЬЕВ. Скоро узнаешь… (слышен шум подъезжающего автомобиля). Что – кто-то уже подкатил? Не рано ли? (Подходит к окну, отодвигает шторы).

СОФЬЯ. Это повара из местного «Метрополя». Привезли снедь к столу.
(Идет открывать дверь)
Сюда, пожалуйста. (Входят мужчина и женщина в поварских колпаках с сумками и кастрюлями. Оба изумленно осматривают зал, потом хозяев). Сюда (ведет направо к двери, ведущей на кухню).