Ульяна, подруга Наты, жила в новой общаге, и каждый вечер у нее собиралась молодежь: кто-то приносил магнитофон с грузными колонками, в холодильнике появлялись бутылки пива, и весь этаж содрогался от неуемной бесноватой музыки и счастливых выкриков. В дверь постоянно кто-то вваливался, озорно подмигивал веселящимся и спешил привлечь к себе внимание громкими и плоскими сентенциями. Если это не помогало, гость устраивался в кресле у колонок, в такт хлопал себя по коленям или старательно поедал чипсы. Сама Ульяна, как всегда, была в самом центре событий, успевала показаться тут и там, приказывала, иронизировала как блестящий виртуоз.

- Да не хапай так чипсы, другим оставь.

Или:

- Ты, Оля, просто обалдела от музыки, носишься здесь, как вихрь, и все крушишь на своем пути.

Ульяна училась в университете и умудрялась вовремя сдавать все экзамены. Она была «ученая», и это укрепляло ее авторитет.

Ната приходила к Ульяне одна или с парнями. Частым гостем был Димас, вел себя неподражаемо, но Ульяна с ее деловой хваткой и неизменным практицизмом упрекала его за излишнюю суету, приговаривая: «Парень, девочки, должен быть расторопнее. И у него в кармане должны быть баксы. На расходы».

Такие взгляды были, разумеется, плодом родительского воспитания, не только многолетней личной практики. О деньгах кричала Ульяне мать, брюзжащая перекрашенная особа. Она завела роман с новым русским, а пожилой супруг исправно выплачивал ей алименты. Ульяна редко о нем упоминала, мирный старик-детврач с огромным количеством знакомств (пол Тарту побывало у него на приеме).

Ната уважала в Ульяне самостоятельность, про себя же никогда не говорила. Только сегодня вырвалось: «Этот Димас такой козел!», и подруга понимающе прыснула.

Сегодня веселье было в разгаре, но все разворачивалось как-то монотонно, магнитофон жевал пленку, а Тамара опрокинула пиво на колени Ляле. «Да вы мазохистки, милые!»- помахал им рукой Сашка, и привычное настроение вроде стало возвращаться.

«Плохо, что твоих парней нет, все либо из универа, либо случайные,- заметила Ульяна.- Куда же они пропали?»

Ната поморщилась:

- Да кто где! Козел сидит ленится, а у *** дела.

И чуть снизив голос:

- Домашние...

Это не интересовало.

Комната Ульяны всегда казалась Нате просто замечательной: здесь в первую очередь занимал простор, какой-то буддийский лаконизм, если не простота. И между тем шкафчик студентки ломился от дорогостоящих новинок, быстро надоевшего хлама, разноцветных флаконов. Мать, проматывая в России отцовские алименты и щедрые подачки своего молодого любовника, часто напоминала дочке о себе и размашисто подписывала открытки: «Помни, дочура, обо мне и не слушай папу». Больше ничего она не могла добавить.

Неудивительно, что Ульяна умела блистать и блистала. Большего от не требовалось. «Башка безмозглая! Забыл мороженое?»- то и дело вылетал из недр хаоса ее звучный голос, и сгоревший от стыда парень тотчас же хватал куртку и бежал в универмаг. «Так и надо с ними»,- читала Ната в самоуверенном взгляде подруги.

- А это кто?

Сумрачный гость в кожаной куртке сдержанно улыбнулся.

- Стасик притащил. Все о птичках болтает, вот и назвали Зеленым. Он не обижается.

Ната повела плечами: «Невыразительный. Словно где-то видела».

- Спрашивал о твоем, очевидно, думал, что придет. Любопытный тип, представляешь, цветы принес. Гвоздики.

В это время в дверь забарабанили рассерженные соседи. Обстановка разрядилась, но вот Ульяна уже перепирается с ними у порога, летят шутки, и сконфуженные соседи в гневе обещают жаловаться. Завтра зачет, а вы, понимаете, разошлись. Хозяйка недолго раздумывает.

- Дайте им бутылку-другую. Не хочу ссориться.

Устроившись в сторонке, закурили. С Акунина перескочили на t.a.t.u. («Я перережу себе вены, если они не займут первое место»,- тихо призналась какая-то серая мышка и смутилась). Ульяна медленно посасывала сигаретку и большей частью молчала. Все знали о ее новой интрижке, а Зеленый сел рядом, легонько покачивая бритой головой в такт музыке. Кое-кто вышел за пивом. Ната ощущала легкую дрему, но вдруг она вздрогнула: сильно покачиваясь, к ним тащилась Тамара с самым злобным видом. Подойдя поближе, она взглянула на Нату исподлобья и грубо ударила ее в грудь:

- У, сучка, одного тебе мало.

«Она совсем спятила»,- отозвался Стасик, но не двинулся с места. Тамара отличалась мощным телосложением и неистово красилась, однако сегодня она напоминала утопленницу. Не хрупкую беспомощную Офелию, а ту, которая приходит ночью на берег выть у окон родной хаты, колотить в дверь.

- Чего тебе?

Ната прекрасно понимала: все лишь притворяются, что заняты собой и ничего не замечают.

- Чего спрашиваешь? Нашлась, нахалка, однако. Я тебе скажу...

Ляля оттащила ее в сторону.

- Пьяная совсем, несет чепуху.

Оказалось, что Тамара весь вечер таила злобу, нарочно сидела рядом, а как услышала про Димаса, не смогла остановиться, хлестала стаканами.

Ульяна подняла брови:

-Ну всё, проваливайте! Завтра зачет.

Через полчаса, верный своей привычке, позвонил отец.

- Разошлись все? Никто не приставал?

Он жил в том же городе, но не мог взять дочь под свою опеку. Его забота, сдержанная, немногословная, не сковывала, но ложилась на сердце мутным осадком. С матерью было куда легче.

- Знаю-знаю, ты большая девочка...

- Да, папа, я большая девочка!

Ночной город многолик, как лукавый языческий бог, размашист и неряшлив, как одержимый гением, холоден и равнодушен, как замороженная треска с остекленевшими зрачками, необычен, как звездное небо.

Холл общежития, наконец, опустел, гости разъехались по домам и клубам, старательно цепляясь за крохи переходящего веселья. Одно движение машин на шоссе никак не прекращалось, гудели троллейбусы, на окраине тарахтели поезда, ленивые безмолвные черви. Мир не ведал чудес, но чудеса, забытые, неприметные, все-таки происходили, чтобы ожить на старости лет горьким самооправданием.