Отрывок из романа. Сцена — вечеринка в доме поп-звезды Аврил Лавин, где сепаратисты — приверженцы независимости французского Квебека от английской Канады — организуют черную мессу.

Тургенев – первый русский писатель, вставляющий в текст словечки и выражения не только на эсперанто аристократии (а позже и интеллигенции) – французском языке, – но и на английском. Так, в самом начале «Отцов и детей» Кирсанов-дядя жмет кому-то руку, и Тургенев пишет – «этот shake-hand». Если честно, меня этот шейк-хэндс буквально потрясает.

Лоринков, несмотря на то, что поставил на карабине еще одну зарубку, доволен не остался. Сколько силы было во взгляде комиссара! Видать, у господ в Кишиневе все не так плохо, как нам хочется думать, решил он. Дома, в конуре под Киевом, Лоринков пил самогонку и тревожно вздрагивал в сырой постели. Неужели... думал он. Неужели все кончено, думал он. Неужели...

Как и все югославы, Кустурица оказался небритым, неряшливым, крупным мужчиной, который играл в брутальность. Бандерас для бедных, подумал я. Еще я подумал о том, что он всех уже, и себя прежде всего, задолбал солнцем, вином и цыганами. С другой стороны, вспомнил я, мои темы тоже не отличаются разнообразием. Так что я просто присел рядом с ним, поздоровался и взял пива. Не люблю, когда на меня давят.

...Летом 1989 года у майора Петрова появились новые соседи: подполковник артиллерии из Молдавии с усталой издерганной женой и двумя сыновьями. Мальчишки были угрюмыми, и Петров часто видел их за гарнизоном с ружьями. Младший постоянно пялился на Машку, и у Петрова не было уверенности, что это ничем не кончилось.

С удивлением Володя увидел, что на груди его отблескивает молниями золотое шитьё. На мальчике алел мундир – коротенькая курточка, отороченная мехом, с высоким воротником, тоже с мехом… Володя в недоумении глянул на грудь. Пуговицы ручьями серебра стекали вниз. Курточка свалилась на левое плечо. В поднятой вверх правой руке Володя, неожиданно для себя, сжимал пистолет. Ствол дымился, разряженный.

...Городок на 20 домов, с открытым и полуразрушенным бассейном, стадионом, казармами и плацем – вечным, неизменным, постоянным плацем в самом центре, – издали казался обитаемым. Просто жители куда-то ушли. Может быть, – подумал я, выходя из кустарника, которым порос забор городка, – сейчас как раз объявили никому не нужную Военную Спартакиаду, и все собрались на другом стадионе, за городком?

...Обычная молдавская школа в 1992 году: учителя, которые не получали зарплату по году, ученицы, мечтающие стать проститутками и, почему-то, экономистами, и ученики, которые уже начали практиковаться в вымогательстве, мелком грабеже, и которых ждал юридический факультет. Ну, тех, кто выжил. Так или иначе, а я был не такой как все. Тонкий, ранимый, чувствительный... Проще говоря, алкоголик. Ну, или как сказал учитель физики, “наш мальчик имеет непростую душевную организацию”.

…Первый приступ случился у меня на глазах. Она бессильно опустилась на пол и стала плакать, а когда я попытался её поднять, сильно оттолкнула меня, задев по лицу ногтями. В этом не было ничего от удара, но я пришёл в бешенство, - я становился писателем, и всё видел чуть со стороны, сам был неискренним и вечно подозревал это в других, - и молча оттолкнул её от себя.