***

Качается немая тень холма,

И птиц несёт куда-то ветер хваткий,

Которому что лето, что зима,

Что пух летит, что первый лист на грядке

Ползёт — да так упрямо! — из земли,

Лбом пробивая ссохшуюся корку…

Ветрам — плевать! Клубками вьют в пыли

И тащат листопады на закорках;

Метелью хлещут в самое лицо,

Лишь выйди из натопленного дома;

Дождём, как тряпкой, шоркают крыльцо;

Грохочут в трубах пострашнее грома —

И никнут посреди густой травы;

1.Мария

Осенний день дотлел, и луч заката

Уже вдогон лизнул подбрюшье туч.

Скулил по-пёсьи ветер виновато,

И ставень ныл, как коростель скрипуч.

Густеет тьма, но нет в Марии мочи

Поднять себя и затворить огня —

Слетают к ней то прошлой жизни клочья,

То бьёт озноб сегодняшнего дня.

С утра зашлась без роздыха ворона,

Завыла вдруг по-вдовьему труба,

И вот они — без стука, без поклона,

Не оголив голов, не тронув лба:

***

Заиграла весна, засверкала

солнцем, воздухом, талой водой.

В далине за валком краснотала

блещет лес, словно храм голубой.

Я люблю эту светлую волю

и частенько брожу, не спеша,

по закраине ближнего поля,

оседающим снегом шурша.

Над буграми проталыми вьётся

от земли серо-розовый дым...

Скоро аист весёлый напьётся

из болотца за домом моим.

***

Опять в лучистое цветенье

любовь медлительных растений

***

Моя память, как малый ребёнок, капризна —

По ночам тяжела, горяча и нема…

За околицей ветер взывает: «Отчизна!» —

И во мгле проступают на миг имена

Обезглавленных храмов и башен тюремных,

Адских станций с урановой плотью внутри…

Одинокая! Ради живущих и бренных

Потерпи и солёные слёзы утри.

У погоста снега завизжат в буераке.

Я ли долго сидела там, мать схороня?

А душа её тихо стояла во мраке,

Трепеща и, как прежде, жалея меня.

***

Пререкается солнце с дождём.

Впрочем, это всё та же влюбленность:

Только тешатся эти вдвоём,

Только плачут, от ссоры опомнясь.

Дождь бузил и гремел — ни к чему!

Расцелованный в лоб и в макушку,

Он от слёз сиганул в бузину,

Он зарылся в нее, как в подушку.

Он рыдал и смеялся подчас,

Он немел, задыхаясь от муки,

Он с отечных корней брызгал грязь

На зелёные платья и руки.

Он качался в бузинных ветвях,

Глянцевал вырезные короны.

ПОСЛАННИК

То ли воздух замглел, то ли стали темней

В нашем городе лица прохожих людей,

То ли сердце мое, словно ком земляной...

И куда ни пойду — все старик испитой

В телогрейке, с веревкой в кармане

Предо мною бредет, как в тумане.

Удавиться ли он замышляет,

Или наши грехи обмеряет? —

От собора и до острога —

Как библейский посланник от Бога.

***

Колесо прокатилось, умолкнуло

Звучной радугой с высоты.

Фиолетовые или желтые

***

Это лён или клён? Это ива, а может быть слива?

Я не помню имён, хоть назвал их красиво

прародитель Адам. Я — Адам, только новый...

Нет, себе я не дам богословское имя Христово.

Я не новый, постой, я — Адам современный,

человек городской, суетливый, сутулый и нервный.

Это жук, но какой? Это бабочка, да, но какая?

Мы венчаем творенье собой, а творенья не знаем.

Но признаюсь тебе, что забыта не только природа,

одинокий в толпе — я не знаю родного народа.

ВЕДОМО

— Эй! Бабка Нюра, здравствуй! Как живешь-то?

— Да ничево, малинушка... живу...

Дает Господь, — дак жаловаться пошто?

Живу себе, покуда призовут.

Аль это Оля? Я и не признала...

Дай погляжу... И правда — Оля. Ну,

Совсем слепая баушка-то стала,

Того мотри, блудиться уж начну.

Да, слава Богу, ноги ешшо ходят, —

Все дивятся, что не догонишь, мол.

Восемьдесят седьмой сравнялся годик.

Да-а, с сентября восьмой уже пошел.

***

Что теперь от знамён и империй

Мне осталось?

Ветла да жнивьё.

Да чащоба, да тропочка зверья,

Да кладбище, где всё родовьё.

Огородик, изба да поскотина,

Неудобья, окраина...

Впредь —

Это, люди, и есть моя Родина,

За которую мне умереть.

Умереть?..

Я возьму завтра в руки

Всё наследство да дедов топор,

Да молитву у древней старухи.

Да пойду на соседний угор.

И покуда в уме да во здравии,

Да крещёный как есть человек,

ОТЧАЯ ЗЕМЛЯ

Пробираясь тропинкою к бору,

На покос и жнивьё оглянусь —

До чего ж хороша в эту пору,

До чего же ты празднична, Русь!

Как в дому у хорошей хозяйки,

Всё здесь прибрано

В копны, в стога,

И готовы поля и лужайки

Хоть сегодня уйти под снега.

Что ж, не так далеко до мороза,

Если птицы сбиваются в стан,

Если к бабьему лету берёза

Нарядилась в цветной сарафан.

Если сам я вот с этой оглядки

От щемящей печали притих,

И подумал о деде и бабке,