Какая все-таки завораживающая, влекущая красота заключена в нашей русской старине, какая бередящая душу тайна, и величие, и гармония, и неисчерпаемая кладезь познания и духовного совершенствования. Как затейливо прекрасны древние русские храмы с их то золотыми, то голубенькими маковками, а то и с витыми пестрыми колпаками и шапками чародеев и звездочетов, как на соборе Василия Блаженного, венчающего ансамбль Красной площади.

Страшно жить на этом свете.
В нём отсутствует уют —
Ветер воет на рассвете,
Волки зайчика грызут…
Николай Олейников

Нина Демьяновна провела четыре года войны в эвакуации в Ташкенте, рассказывала нам, как было голодно и холодно, не хватало школьных тетрадок, дети писали на разлинеенных газетах, приучала нас беречь книги, подклеивать порванные страницы...

Лес. Лисы готовились к штурму курятника. Главарь банды Ноздри Пылесосович проводил инструктаж:
— Итак, мы сегодня собрались для очередной охоты на кур! Но сегодня, помимо славной охоты, наш щенок Шкура пройдет испытание и станет полноценным членом банды! Поприветствуем Шкуру!
Лисы захлопали и засвистели.

События в наше время развиваются так стремительно быстро, что, глядишь, какие-то год-два, и они уже с полным правом становятся историей. А то, что происходило в нашей жизни на границе веков, тридцать с лишним лет назад — тем более. И можно теперь до бесконечности рассуждать, кто был «правее» либо наоборот в те далекие и во всех смыслах «жаркие» августовские дни 1991 года, и что было бы, если б тот поступил так, а другой эдак.

…А у нас политичес… формация… политинформация, вот! Маргарита Александровна сказала, что теперь каждое утро на первом уроке один человек должен рассказывать по вырезке из папиной газеты политическую новость. Что-нибудь важное и серьёзное. Смешные рассказы и стихи не приносить, вот жалость. И за это будут ставить отметки в классный журнал.

Я умных людей люблю очень. Вот у меня, например, есть друг, который знает, кто был губернатором города Грандау в тысяча четыреста тринадцатом году. Он больше, правда, ничего не знает, потому что пьёт сильно. Ещё один друг помнит фамилию человека, который застрелил Кирова и, когда пьяный, только её и говорит. Он всегда пьяный, поэтому кроме этой фамилии вообще ничего не говорит, поёт только. А один приятель Библию читал и, по его словам, в подлиннике. Он про Толстого ничего не слышал, даже про Донцову, а вот Библию в подлиннике — пожалуйста.

Я только и слышу рассказы про сельскую местность от старших товарищей в спортзале — вот бы там оказаться и пообщаться с настоящими сельскими жителями, живущими не аниме и топовыми сериалами, не видеоиграми и блогом, а рыбалкой, охотой, заготовкой сена и прочими нуждами сельского жителя. А то я действительно узнаю о жизни в сельской местности через видеоигру или просмотр российских и зарубежных сериалов. Играю в «Тенчу», «Секиро» или «Призрак Цусимы» — здорово японцы рисуют местность деревни: ни одного завода, фабрики или промзоны.

…Опять ночь. Ну да, попробуй не проснуться, если под окном через строго хаотичные промежутки времени лупит наша арта! Да ещё снаряд вибрирует, пробивая низкую облачность и, пролетая над моим распахнутым окошком, поёт ночные серенады на всяческие голоса. Серенады, оно, конечно, лестно женскому сердцу, но во время третьих петухов… ммм…Что же, надо, так надо. Потерпим, не впервой.

Мои врачебные командировки всегда происходят по-разному. Эта была под занавес операции по освобождению Курской области. Мы стояли в резерве и больше разгружали по работе местных коллег. То есть, судьбой мне была предоставлена возможность поработать врачом-анестезиологом в районной больнице. Отчитавшись на утренней планёрке, пока продолжалась «говорильня», мы пялились в свои телефоны, листая ленту новостей ВК или Телеграмм. Если анестезиолог накануне не надышался эфиром, и у невролога не было к нему претензий по поводу тремора, после вопроса к хирургам: «Ну, чё у вас?», мы смотрели больных перед операцией.