IV.

      - Ваня, милый!.. – начала Улита. – Бабы мне проходу не дают!..

      И залилась слезами, закрывая лицо.

      - А что им надо?

      - Даже язык не поворачивается… «Отдай мужа», говорят.

      - Это как же, Уль?.. Креста на них нет! Я, что ли, тряпка какая?..

      - Справедливости хотят. «Наши мужики полегли, а твой вернулся…» Ой, да что я такое повторяю!..

      И снова Улита залилась слезами.

      - Да что такое с людьми творится! – Иван грохнул по столу кулаком. – Ну бабы!.. Ну бабы!

      - Особенно… бездетные… – всхлипывая, еле выговорила Улита.

      Иван – будто споткнулся на ходу. Замолк и застыл, опустившись на табурет.

      «Они про свою старость уже думают!» – сообразил мужик.

      Улита беззвучной тенью двинулась к сеням, но Иван настиг ее и обнял, не давая уйти.

      - Что ж они, гневать Бога не боятся? – спросил он неизвестно кого. – Умные люди мне говорили, что Гитлер, он ведь тоже на нас неспроста… Было, значит, за что!

      - Тьфу, типун тебе на язык! – крутнулась из его объятий Улита, обернулась гневным лицом…

      - Ладно, ладно!.. говорят же! Не я сказал…

      А сам думал, что в этом есть неизвестная правда. Лицо отца Петра и скорбный взгляд его стояли перед Иваном.

      - Ваня, не гляди так! Мне страшно!

      Иван вздохнул и ладонью провел себе по лицу.

      - Брата Мишу тоже не вернуть! Отца с матерью… – глухо выговорил он. – А на все есть воля Божья.

      - Ну что ты все: Бог да Бог! – вскрикнула Улита.

      Иван посмотрел на жену и та закрылась от его взгляда, а Ивану стало ее жалко.

      - Уля, а как безногого гармониста зовут?

      - Нет, нет! Ты что? Он же, ты думаешь, как покалечился? Все про то знают! Ты ушел на войну, а он поехал в город, там напился и сунул ногу под поезд. Да по пьяни даже обе вытянул. Он такой ни одной бабе не нужен!

      - Даже бездетной?

      - Про то и речь! – вышла из себя, видя его усмешку, Улита. – Детей хотят от честного отца!

      Иван не ответил. Отвечать было нечего. Но разговор оставался незаконченным. Ведь если Улита с ним об этом говорит – значит, бабы сильно ее прижали.

      - Так погоди, ты что – с ними согласна?

      Улита молча заплакала.

      «Ну дела… Ну Иван… Вишь тебя как делят – как коня для вспашки огородов…»

      - Это же… Как это называется?.. Ультиматум ихний? Ты мне скажи, как жена, – это разврат или еще нет?

      - Ванечка, совсем не с того началось! А прикинулись бабы, что некому крышу чинить, дымоход переложить, даже рыбы наловить…

      - Рыбу всем буду ловить! – обрадовался здравой мысли Иван.

      - Но вишь ты, слово за слово, все пришло к тому…

      Улита не закончила, Иван не переспрашивал. Все и так было ясно.

      - В общем, как ты скажешь – так и будет! – избегая его взгляда, заключила Улита.

      - А что говорить! Мы хоть и не венчаны, но законные муж и жена!

      Но далее эту тему Иван развивать не стал. Простая осторожность остановила его. Яснее ясного, что Улиту он любил. Она у него  лучшая из всех – из всех, которые, как ни крути, все до единой, – бабы. То бишь, без дитяти – высохший стебель. Без дитяти жизни нет. Без детей – деревни нету.

 

      Они как будто поставили на этом точку: муж и жена, супружеская верность.  Но спокойнее от этого не стало. Ивану чудилось, что это было только начало, что в недрах бабьего общества что-то происходит и еще произойдет.