IV.
- Ваня, милый!.. – начала Улита. – Бабы мне проходу не дают!..
И залилась слезами, закрывая лицо.
- А что им надо?
- Даже язык не поворачивается… «Отдай мужа», говорят.
- Это как же, Уль?.. Креста на них нет! Я, что ли, тряпка какая?..
- Справедливости хотят. «Наши мужики полегли, а твой вернулся…» Ой, да что я такое повторяю!..
И снова Улита залилась слезами.
- Да что такое с людьми творится! – Иван грохнул по столу кулаком. – Ну бабы!.. Ну бабы!
- Особенно… бездетные… – всхлипывая, еле выговорила Улита.
Иван – будто споткнулся на ходу. Замолк и застыл, опустившись на табурет.
«Они про свою старость уже думают!» – сообразил мужик.
Улита беззвучной тенью двинулась к сеням, но Иван настиг ее и обнял, не давая уйти.
- Что ж они, гневать Бога не боятся? – спросил он неизвестно кого. – Умные люди мне говорили, что Гитлер, он ведь тоже на нас неспроста… Было, значит, за что!
- Тьфу, типун тебе на язык! – крутнулась из его объятий Улита, обернулась гневным лицом…
- Ладно, ладно!.. говорят же! Не я сказал…
А сам думал, что в этом есть неизвестная правда. Лицо отца Петра и скорбный взгляд его стояли перед Иваном.
- Ваня, не гляди так! Мне страшно!
Иван вздохнул и ладонью провел себе по лицу.
- Брата Мишу тоже не вернуть! Отца с матерью… – глухо выговорил он. – А на все есть воля Божья.
- Ну что ты все: Бог да Бог! – вскрикнула Улита.
Иван посмотрел на жену и та закрылась от его взгляда, а Ивану стало ее жалко.
- Уля, а как безногого гармониста зовут?
- Нет, нет! Ты что? Он же, ты думаешь, как покалечился? Все про то знают! Ты ушел на войну, а он поехал в город, там напился и сунул ногу под поезд. Да по пьяни даже обе вытянул. Он такой ни одной бабе не нужен!
- Даже бездетной?
- Про то и речь! – вышла из себя, видя его усмешку, Улита. – Детей хотят от честного отца!
Иван не ответил. Отвечать было нечего. Но разговор оставался незаконченным. Ведь если Улита с ним об этом говорит – значит, бабы сильно ее прижали.
- Так погоди, ты что – с ними согласна?
Улита молча заплакала.
«Ну дела… Ну Иван… Вишь тебя как делят – как коня для вспашки огородов…»
- Это же… Как это называется?.. Ультиматум ихний? Ты мне скажи, как жена, – это разврат или еще нет?
- Ванечка, совсем не с того началось! А прикинулись бабы, что некому крышу чинить, дымоход переложить, даже рыбы наловить…
- Рыбу всем буду ловить! – обрадовался здравой мысли Иван.
- Но вишь ты, слово за слово, все пришло к тому…
Улита не закончила, Иван не переспрашивал. Все и так было ясно.
- В общем, как ты скажешь – так и будет! – избегая его взгляда, заключила Улита.
- А что говорить! Мы хоть и не венчаны, но законные муж и жена!
Но далее эту тему Иван развивать не стал. Простая осторожность остановила его. Яснее ясного, что Улиту он любил. Она у него лучшая из всех – из всех, которые, как ни крути, все до единой, – бабы. То бишь, без дитяти – высохший стебель. Без дитяти жизни нет. Без детей – деревни нету.
Они как будто поставили на этом точку: муж и жена, супружеская верность. Но спокойнее от этого не стало. Ивану чудилось, что это было только начало, что в недрах бабьего общества что-то происходит и еще произойдет.