Ворона родилась белой. Абсолютно. Совершенно. Сначала она об этом не подозревала. Сидя в уютном, теплом гнезде со своими братьями и сестрами – обычными воронятами – и нетерпеливо раскрывая голодный клюв в ожидании вкусного кусочка, принесенного Матерью, она ощущала себя обыкновенной вороной. Однако однажды она заметила, что ее перья отличаются от перьев собратьев.

     «Я особенная! Я не такая, как все!»– мелькнула горделивая мысль.

Он и вправду был похож на оседлую и кочевую птицу королька.

Невысокого роста почти желтоголовый и суетный, как будто все время че­го-то ищущий, какой-либо поживы: зернышка, орешка или зазевавшей­ся мошки.

Я заметил давно, что многие люди охотно философствуют о жестокости людей. Откуда такая влюблённость в не самое высокое качество сыновей и дочерей рода человеческого, я долго не понимал, пока нынешним летом, роясь в своём архиве, погребённом на годы в чулане на даче, я не нашёл старую тетрадь, служившей некогда дневником одной молодой женщине, следы которой я давным-давно потерял.

Всех же дней Еноха было триста шестьдесят пять лет. И ходил
Енох пред Богом, и не стало его, потому что Бог взял его.
 Бытие. 5. 23 – 24.
 
Я увожу к отверженным селеньям,
Я увожу сквозь вековечный стон.
Я увожу к погибшим поколеньям…
 
 Данте

ПРОТАЛИНКА

- Папа, а у нас в магазине обои под покраску продаются?

      Солнечные лучи впивались в кожу хуже веревок, которыми были стянуты запястья. Невыносимая боль от того и другого  усиливалась от ощущения ужаса перед предстоящей казнью, неминуемой, казалось, вот- вот состоящейся, и ужасающей по своей жестокости. Так казнили только варвары, да кровожадные польские дворяне, во времена Речи Посполитой.  Полные злобы, холодные как сталь зрачки Седого сверлили её насквозь. Он что-то кричал ей прямо в лицо, но она уже не слышала слов.

Полёт летучей мыши

Рассказ

…Не согрешил ни он, ни родители его,
но это для того,
чтобы на нём явились дела Божии.

Святое Благовествование от Иоанна
(гл.9, п.3)

Два раза в своей жизни я видел слёзы и смех одновременно.
В январскую стужу – луч палящего июльского солнца. Вперемешку. Внахлёст…

- Последний. Во-о-он, последний… он это, – приклеится ладонь, словно намертво, к обледеневшему стеклу, накрыв колышущееся вдалеке пятно.

Почнемъ же, братие, повесть сию
отъ старого Владимира до нынешнего Игоря,
иже истягну умъ крепостию своею
и поостри сердца своего мужествомъ;
напълнивъся ратнаго духа,
наведе своя храбрыя пълкы
на землю Половецкую
за землю Русьскую, -
 

Зина Коморская, жена известного в Москве адвоката Владимира Евгеньевича Коморского, вместе со своей подругой Лидочкой делали перманент. Устроились у Зины на квартире, в Козихинском переулке. Лидочка, бывший парикмахер, быстро намешала целую кастрюлю состава, от которой теперь валил пар с резким запахом аммиака, и принялась ловко намазывать Зине волосы и закручивать их на мелкие папильотки. Затем и Зина кое-как, но все же накрутила всю голову Лидочке. Намаявшись с мокрыми, непослушными волосами, обе дамы почувствовали волчий голод.