Улица Надежд

МЕНЮ

Демобилизовался я из армии в последние дни октября тысяча де­вятьсот шестьдесят пятого года. Ехать в город Курск и восстанавли­ваться там на учебу в пединституте, откуда меня призвали на воинскую службу с первого курса, не дав проучиться и одного месяца, было уже поздно. Новые мои сокурсники поди сдают теперь зачеты, готовятся к зимней сессии, и мне их никак не догнать. Общежития мне, скорее всего, не предоставят, стипендии не назначат -всё давно предоставлено и назначено.

Действие происходит в России в 1914 году накануне Первой Мировой войны. В небольшой провинциальный город  приезжает  врач-невропатолог. Он разработал новую методику лечения больных параличом мышц лица с помощью болевого шока и апробировал ее на солдатах и матросах, раненых во время боевых действий. Основные принципы методики врач изложил в своей статье в медицинском журнале. Вскоре он начинает получать письма от таинственных отправителей с просьбой о помощи.

У Мити болит голова, по которой ему на днях стукнули молотком.

Митя даже сознания не потерял по-настоящему. Благо, что завалился на мягкое, в клумбу. Добавил, как говорится, не об асфальт, а об грядку. Существенная разница.

Замерло короткое уральское лето на изломе, продолжая щедро баловать жаркими и изморными днями; лишь порой удавалось пробить зыбкой влагой стоячий душный воздух западнику-ветру,  слабыми  рывками налетавшему из-за плотных лесов.

Ворона родилась белой. Абсолютно. Совершенно. Сначала она об этом не подозревала. Сидя в уютном, теплом гнезде со своими братьями и сестрами – обычными воронятами – и нетерпеливо раскрывая голодный клюв в ожидании вкусного кусочка, принесенного Матерью, она ощущала себя обыкновенной вороной. Однако однажды она заметила, что ее перья отличаются от перьев собратьев.

     «Я особенная! Я не такая, как все!»– мелькнула горделивая мысль.

Он и вправду был похож на оседлую и кочевую птицу королька.

Невысокого роста почти желтоголовый и суетный, как будто все время че­го-то ищущий, какой-либо поживы: зернышка, орешка или зазевавшей­ся мошки.

Я заметил давно, что многие люди охотно философствуют о жестокости людей. Откуда такая влюблённость в не самое высокое качество сыновей и дочерей рода человеческого, я долго не понимал, пока нынешним летом, роясь в своём архиве, погребённом на годы в чулане на даче, я не нашёл старую тетрадь, служившей некогда дневником одной молодой женщине, следы которой я давным-давно потерял.