Всё как-то внезапно и крепко связалось: Булгаков, Вязьма, сокровище купцов Плетниковых и это странное, нахлынувшее в истекающем декабре предчувствие, что в грядущем, уже почти ощутимом году я буду заниматься кладоискательством.
Ушедший год стал годом восстания. Весной я набрался отваги, уволился с работы и за три месяца закончил роман, который иначе было не написать.
Мой бунт был вызван отчаянием. Дань, которую затребовала необходимость, оказалась несправедливой и непосильной. Я давно осознал: жизненная необходимость есть кесарь. И кесарю – кесарево. Я держался за работу, потому что по-другому было не выжить, и урывками, в часы блаженного уединения, сочинял книги. Это было моим движением вверх, моей лестницей в небо.
Работают люди: листают ветхие книги и всматриваются в наш бессмысленный мир. Они ищут идею и стремятся дать опору русскому мужику – чтобы он не квасил, страдая от тоски неразгаданной, не дрался дома с женой, а видел звёзды и горизонты.
Во времена «перестройки» в плотном потоке антисоветской литературы появилась книга «Воскресение Маяковского». Её автор сразу стал героем эпохи, как человек, уничтоживший один из советских символов. Маяковского отныне не существовало. Вместо великана, который покрывал площади кованым, революционным стихом, все увидели долговязого мальчика-рифмоплёта, умело торговавшего своим природным талантом.