«Вот так, смешивая правду (отпор либералам-русофобам) с ложью (отмыванием богоборческого режима от народной крови), Вы дискредитируете в глазах оппонентов (не только либералов) и свою правду. Потому что либералы-русофобы, как правило, одновременно являются и антисоветчиками, весьма чуткими к совпатриотической лжи (и в этом тоже имеется их частичная правда при всей их русофобской лжи). Полемизировать с ними нужно в ином ключе…»

«На данный момент следует придерживаться санитарных предписаний (ибо вирус — не “фейк”), прежде всего в российском эпицентре — Москве и области, в силу временной приказной необходимости, но без паники и без призывов к “революции”. А от властей надо требовать: прекратить повсеместное переусердствование по всей стране под одну гребенку с тупым удушением всей нормальной жизни общества, что ведет к банкротству предприятий, безработице, росту цен, падению уровня жизни, депрессии, а всё это не способствует борьбе с эпидемией. И уж, разумеется, чиновникам следует оставить в покое верующих, не совать свое атеистическое рыло в богослужения и традиционную соборную молитвенную оборону от морового поветрия…»

«Разумеется, немецкие оккупанты не были доброжелательными освободителями, и их отношение к оккупируемому населению (преимущественно со стороны тыловых политических структур) часто было преступным, особенно в карательном подавлении партизанского движения — несмотря на все методички Вермахта о достойном поведении солдат по отношению к гражданским лицам. А советская пропаганда в виде понятного психологического оружия изрядно демонизировала оккупантов сверх всякой реальности, порою приписывая им и свои собственные преступления. Тогдашняя советская дезинформация до сих пор жива и формирует в народе отношение к войне…»

От бани через огород Виль и Колян пробирались осторожно. И не потому, что могли заметить их с ружьем, которое Виля стянул у дядьки. Ружье было заряжено крупной дробью — ее они нарубили из проволоки и целый час обкатывали меж сковородок в бане. И пороха не пожалели. Не дай Бог, невзначай стрельнет, всполошит всю деревню. За ветхой редкой изгородью на задах огородов вилась неясная тропка к лесу, который по верхам золотило утреннее солнце, туда-то и стремились закадычные друзья. Протолкнув меж сухих палок ружье, Виль ужом пролез следом и вдруг одновременно с криком Коляна: «Вилька, беги!..» — что-то затмило слепящее солнце, и голова Виля уперлась в толстый столб. Не понимая, откуда здесь мог взяться этот гладкий столб, похожий на обтесанный ствол старого кедрача, Виль вскинул недоуменные глаза и увидел необъемный живот сельского участкового Анискина. Он был перетянут широким ремнем парусиновых брюк, над которым застыли по-рачьи выпуклые немигающие глаза...