ХЛЕБ С МАСЛОМ

Однажды утром Шамиль соскочил с постели и начал что-то искать под подушкой. Копался, копался, вертел подушку и так и сяк. Затем заглянул под одеяло. Ничего не найдя, посмотрел на своего брата Иршата и заплакал:

- Кто взял? Ты?!

- Что взял? - ничего не понял Иршат.

- Отдай сейчас же! Отдай, только ты взял!

На шум подошла мама. Ее удивило возмущение только что проснувшегося младшего сына.

- Что ты потерял, сынок? - спросила она. Затем повернулась к Иршату. - Что ты у него взял? Отдай обратно.

С песней идут солдаты

Служба она и есть служба. Кажется, только уронил голову на подушку - дневальный уже кричит: "Рота, па-а-а-дъем!" Даже не кричит ревет, как сирена. Дескать, и его разлучают с подушкой, не дают сон досмотреть, и вам нечего разлеживаться. То одна беда, хуже, когда нежданно закричат: "Тревога!" Вот что душу рвет. Эта команда обычно раздается на заре, когда солдаты видят свои самые сладкие сны, тут есть от чего беситься служивым.

Она была маленькой, как ребенок, и взгляд ее тоже был детским: огромные голубые глаза не мигая смотрели на Татьяну, выражая одновременно страх и надежду. Дышала старушка поверхностно и часто, вытягивая шею, как будто плыла по реке… «Поздно привезли, совсем силы потеряла… куда семья глядела… А может, одинокая», - думала Татьяна, уверенно вонзая толстую иглу капельницы в высушенную, как птичья лапка, руку пациентки.

СЛОВЕЧКО

Весна 85-го

Дверь открылась... Медсестры ввели под руки в палату худого пожилого мужчину. Помогли ему улечься и рядом с кроватью поставили не вызывающее оптимизма приспособление – капельницу.

Появление новенького никого не удивило. Накануне лечащий врач рассказал, что после сложной операции еле его выходили в реанимации. Надо долечивать, ждать результатов анализов. И... морально поддерживать.

Лед вскрылся поздно. И, как будто желая наверстать даром упущенное время, теперь с какой-то особенной яростью дробился и скользил по течению реки, создавая невыносимый скрежет, унося на себе кем-то забытую упряжку, не забранные вовремя дрова. Запоздалая весна отражалась на всем. Яблони вдоль дороги стояли ни живые, ни мертвые, за долгую зиму зайцы обгрызли их низ до самого основания, и было неизвестно, зацветут ли они вообще. Но ближе к вечеру дул все-таки теплый ветерок и в этом чувствовалось дыхание медленно идущей весны.

Гарнуля

Изредка, перед ранней зарей, ей виделся сон. Во сне шел декабрьский снег, и все вокруг было  из ажурной белой шерсти. Около куста запорошенной калины стояли двое. Девушка срывала  рдяные кисти и  с наслаждением грызла замороженные ягоды. Они были  горькие,  сладкие и снежно холодные. А  ее спутник смеялся и целовал ее окрашенные калиной пальцы. И такое огромное невиданное счастье поднимало ее во сне, что, проснувшись, она еще несколько секунд качалась на нем, как на облаке.

«Кому нужен тридцатый том Диккенса? Или девяностый Толстого? Что они, в двенадцатом не выразились, что ли?»

 А. Битов «Человек в пейзаже»

«ДОРОГА НА БЕРЛИН»