«Заинтересовавшаяся иностранная знать хотела видеть бокс, и в помещении Анжело было проведено несколько блестящих выступлений. Утверждают, что Джексон заразил своих зрителей боксерской лихорадкой…»

Miles H. D. Pugilistica. The history of British boxing. Edinburg, 1906. P. 100.

«В 1827 году Пушкин учил меня боксировать по-английски…»

Вяземский П. П. Собр. соч. 1876-1887. СПб., 1893. С. 511.

Спорт захватывает человека целиком. Интуиции и мысли спортсмена находят мгновенное воплощение в токе крови и тонусе мышц, эманации духа повелевают энергиями тела. Тело становится орудием выражения сознания - мысли можно сравнить с пороховыми зарядами, члены тела - со снарядами: мгновенно "выстреливает" рука боксера, "в лет" бьет нога футболиста, "сломя голову" несется бегун.

Впервые на русском языке работа сербского философа Жарко Видовича "Трагедия и литургия" была опубликована в журнале "Современная драматургия" (1998, 1-3). Здесь мы представляем первую публикацию этой работы в русском Интернете. Значение этого события трудно переоценить: в данной работе осмысливается, по сути, весь опыт развития европейской философии и даже более того, культуры в целом. "Бумажный" перевод появился в малотиражном издании, и оказался фактически недоступным для широкой аудитории.

В 1930 году Максим Горький заметил в письме Гайто Газданову, что тот «ведет повествование к женщине». Это замечание настолько любопытно, что мы остановимся на нем подробнее. Речь идет об отклике на роман "Вечер у Клэр", который Газданов прислал Горькому. Приведем выдержки из этого письма (по книге Ласло Диенеша "Гайто Газданов" - жизнь и творчество" [1]). Горький пишет:

Поэзия в том виде, как она существовала в массовом восприятии, была дискредитирована сразу "сверху" и "снизу" - версификаторы, написавшие огромное количество рифмованных строк по известным рецептам, обесценили "высокое" в поэзии, а малоизвестные поэты, продлившие ту линию, которую начали футуристы с их "самовитым" словом, подточили основание фундамента традиционной поэзии. За освобождением слова последовало освобождение поэта - по крайней мере, от той должности, на которую его прочили ретивые почитатели. Да и вообще от пафоса, позы и многого прочего.

Среди персонажей пьес Островского можно выделить особую категорию тех, которые для достижения своих целей (связанных с определённым воздействием на окружающих) творят своего рода “спектакль”, с заранее намеченным хотя бы в самых общих чертах “сценарием”, с принятыми на себя и назначенными некоторым привлечённым лицам “ролями”.