«Ох уж это первое апреля, лишь бы пошутить над кем. Дался им всем мой нос. Больше не куплюсь», – подумал Савелий и достал из пакета костюм. Пока осматривал покупку, ему вдруг пришла интересная мысль. Он даже потер усы и как–то ехидно улыбнулся. В глазах блеснул огонек. Кузнецов направился в парикмахерскую...

Лоринков, несмотря на то, что поставил на карабине еще одну зарубку, доволен не остался. Сколько силы было во взгляде комиссара! Видать, у господ в Кишиневе все не так плохо, как нам хочется думать, решил он. Дома, в конуре под Киевом, Лоринков пил самогонку и тревожно вздрагивал в сырой постели. Неужели... думал он. Неужели все кончено, думал он. Неужели...

Мораль у басни суровая, зато правдивая: имейте крепкие челюсти. Тогда вам всегда будет чем ответить врагу и чужаку...

Утром – группами и в одиночку – потянулись через деревню отступающие красноармейцы. Бабы выставили за калитки вёдра с водой, глупея от жалости, смотрели, как виноватыми улыбками протрескиваются чёрные от пыли губы мужиков. – Спасибо, мать! Мы ещё вернёмся...

"Отстранённость — не игра в экзотику. Своих героев Былинский находил всегда где-то далеко — чужими самими себе, оторванными от того, что называют родиной. Сюжет, интонация, ритм его прозы — скитание. Порой даже выдуманное, экзистенциальное, но это всегда странствие, магическое путешествие по миру. Былинский — европейский писатель с русской рефлексией". О.Павлов

...Не верили изначально сельчане, что такое вообще возможно. Даже когда грохотать вдали начало и земля под ногами подрагивать, а ночью стало видно зарево горящих полей, гнали они от себя мысль, что и на их подворья придет разорение и смерть. И лишь когда украинский самолет «по-хозяйски» в клочья разнес сельскую подстанцию, оставив пять окрестных сел без света, поняли, что беда близка.

Водитель микроавтобуса, юля впритирку в потоке машин, не зло поругивался. Мат, смешанный с кавказским акцентом, тепло убаюкивал: встал в половине пятого утра, весь день на перекладных – разморило. Потыкавшись по пробкам, микроавтобус вырулил из потока под брюхо несуразного огромного железного ажурного коня и замер.

– Ха–ха! – новосвалившийся на голову попутчик со звоном передвинул стаканы на середину стола, извлёк из того же чемоданчика луноподобный лимон, ловким ножичком порезал на дольки, надел их на борт стаканов и откупорил гранёную бутылку. Коньяк с чародейским плеском хлынул в стаканы в грифованных подстаканниках. – Ну, будем знакомы! Я, понятно, Иван Иваныч, – поднял он свой стакан.

Глава из романа «Деды и прадеды».

Все пялятся на живот Марчелло – рассматривают татуировку: Трёхпалубную шхуну обвила хвостом роскошная шестигрудая русалка… Всем нравится. Татуировка новая, из под иглы – в густой белой смазке и целлофане, как младенец в «родовой рубашке» и околоплодных водах, только что вынутый из чрева…