"Эта картина не только порывает с традицией, но и демонстрирует нам влияние современной науки, особенно биологии, на искусство Климта в частности и венскую культуру 1890—1918 годов в целом. По свидетельству искусствоведа Эмили Браун, Климт читал Дарвина и восхищался строением клетки — главного “строительного блока” живых организмов".

Не зря персонаж — Захарка, а не Захар. Ибо Захар — псевдоним Прилепина. А всё-таки Захарка — чтоб изжить жизнелюбие, мещанство, присущее каждому человеку от роду. Мещанство в себе надо преодолевать. (Потому, может, автор спустя много лет, уже немолодым пошёл воевать за Донбасс.) Правда, он такую черту, приятную для ницшеанца, придал в конце своему Захарке — третий признак сверхчеловека по книге Ницше «Так говорил Заратустра».

Одно объяснение этому я знаю точно. – Как ни быстро изменяется жизнь, как ни отстал я от неё, во мне всё равно царит уверенность, что я всё, по сути, уже знаю. И познавательная функция искусства для меня перестала существовать. По похожей причине – и компенсаторная функция искусства. Я ж почти не живу – и утешаться незачем.

Посвящается С. Г. на день рождения.

А раньше, признаюсь, я в самом Пискарёве узрел пробуддизм. Разочаровался, мол, этот художник в том же социализме сталинском, и время от времени прорывалось это у него в пробуддизме иных его работ.

Факт репортёрски быстрого отклика не говорит ни за искренность, ни за неискренность. Но наименее вероятно, что он говорит нам о подсознательном постмодернизме. Неожиданны ли каляки-маляки? – Не совсем. Так как и словно бы повторенные караваджевские куски выглядят нарочито грубой халтурой.

Я же задаюсь своим вечным вопросом: есть ли там след подсознательного идеала Тарковского? Ведь без утвердительного ответа, я не разрешу себе признать это художественным произведением. По крайней мере, произведением неприкладного искусства.

Хоть оторопь берёт, этот перформанс глядя. Но. Мало ли что на свете вводит в оторопь. Я оттолкнулся от одного слова, применённого Пироговой, сказанного в интервью мимоходом...

После страшного поражения идеи коммунизма её существование мыслимо преимущественно в подсознании. А только оно, «шепча» о сокровенном, способно заставить своего хозяина сталкивать противоречия. Чтоб, по Выготскому, от такого столкновения рождался катарсис.