Рассвело. В поле тихо-тихо, ни звука. Кругом ни души. Сеня Трошин сидел на корточках в молодом овсе и пристально смотрел на большую каплю росы. Русые, почти белые волосы с завитушками над висками ничем не прикрыты. Сеня отводил голову то в одну сторону, то в другую, наклоняясь и прищурив глаза. Нет-нет да и улыбнется. В руке он зажал фуражку - в ней что-то зашевелилось. Сеня приоткрыл фуражку и погладил крохотного зайчонка с гладким и нежным пушком.

- Сиди, сиди, дурачок! Ничего тебе худого не будет.

Серый день. Серый дождь. Серая Москва. Серые куртки милиции – их так много, что они на мгновение заслоняют всё: видны только силуэты милиционеров – толпа служивых на выходе из метро, и дальше по периметру площади ломаной линией оцепление в два ряда – будто идет игра, и малыш нетвердой рукой выставляет солдатиков на поле боя.

- Вы чё, ребята, - удивляется вёрткий мужичок в замурзанной меховой шапке, - вы чё, стариков боитесь?! Чё вас сюда столько понагнали?!

Ямал, начало восьмидесятых.
Грянул мой первый Новый год на Севере. На работе выдали по бутылке «Советского шампанского». Одиночество плюс ностальгия заставили тридцатого декабря набрать номер телефона институтского однокашника, ныне, как и я, молодого специалиста, у которого завтра заканчивалась вахта на газовом промысле.

1
 

- Вот что ты сделал для людей? Что построил своими руками? Остолопы… Вечно лысые, постоянно с пивом, девки все какие-то размалёванные. Тьфу, что за поколение!
- Ладно тебе, дед, че ты нападаешь? Я же тебе ничего не сделал. Не кричи.
- Я в твоё время нефть для страны на Севере добывал! А вы, молодёжь, что сделали? Чем стране помогли? Только им обжиматься по углам…
- Сделаем дед, обязательно сделаем!
 

Вся моя жизнь в Верхних Туймазах до сегодняшнего утра вмещалась в один небольшой абзац неплотно набранного текста. А сегодняшним утром, не успел глаза продрать, как началось: словно резвый шелкопер строку погнал. Ткнул я крепким кулаком Анжелку в мягкий бок и говорю:
- Принеси мне, Анжелка, из холодильника пива для размягчения чувств, а потом кофе завари покрепче для кристаллизации мысли!
А Анжелка голову свою кудрявую на локоток ставит и заявляет:
- А я вовсе не Анжелка!

Муся догадалась о том, что стала взрослой и ей пора замуж, когда на нее стали заглядываться молодые жеребцы на дискотеках.

Свет в окошке

Девчонка у меня есть, Джинни зовут. Девчонка, что надо, скажу я вам, серьезная девчонка. Симпатяга – сама маленькая, тоненькая, а глазищи серые и огромные. Она у меня молодец. Как это объяснить? Вы бы слышали, как она разговаривала с моим стариком.

Закончились военные сборы. Поезд уносил нас, недавних “курсантов” – учащихся индустриального института, отслуживших положенный месяц после теоретической “военки”, из знойной прибалхашской пустыни, через весь Казахстан, в милую прохладную, свободную в бесшабашном студенчестве Тюмень. Впереди был еще целый год учебы, весь пятый курс, именно после него, вместе с получением диплома, предстояло официальное присвоение нам звания лейтенантов. Но мы уже величали друг друга: “господа офицера” – со смачным ударением на последнем слоге.

ШЛЮХА

Всю вторую половину ноября, как только опускался вечер, Ася выходила из студенческого общежития, шла на знакомый перекресток и ждала человека, в которого давно была влюблена. В часы ожиданий, когда она прохаживалась около магазина, мужчины косились на нее, задерживали взгляд, словно хотели что-то сказать или спросить о чем-то, и, не решаясь, нехотя удалялись. Те же, которые подъезжали на машинах, вели нахальнее... Останавливаясь рядом, они грубо хватали за руки и насмешливо говорили: «Я приехал, малышка! Поговорить надо!»