ПО СЛЕДАМ КЛИО

От Рюрика до Николая,

от Ильича до Дмитрия

листаем

эпоху за эпохой.

Пыль веков:

Татищев, Соловьёв

и Гумилёв.

Монархи, переделы, войн раскаты…

Подъёмы – пир культуры –

Жажда иного, иного, иного...

Жажда и голод сверхбытия!

Было дано мне свыше итога

Всё, что не я...

Всё, что не явлено, - чашею полной

К жадным устам подносить, воспарять,

И отражать, увлекая по волнам,

И обрывать якоря... Якоря

Этой судьбы, что стоит на причале,

Ваньку валяя, царя и раба...

Это же наши музы кричали

И засыпали в хрустальных гробах,

       Леонид Моисеевич ИОФФЕ (1943-2003) родился в Самарканде в эвакуации; с 1944 года жил в Москве. Окончил мехмат МГУ (1961–1966), затем аспирантуру при кафедре функционального анализа. В 1972 г. уехал в Израиль, в Иерусалим. Преподавал математику в Иерусалимском университете.

*** 

Недалеко от Северных Ворот,

под солнцем субтропического юга

задумчивая девочка живет,

которой в полнолунье снится вьюга.

Январь ещё не зимний, а февраль

уже не зимний месяц в Туркестане...

И девочка, тая в глазах печаль,

живет предощущеньем расставаний.

Она твердит: «Перед глазами стой,

заветный край, хоть я того не стою,

не знойной страстной южной красотой,

но северной суровою красою!..»

И к южной равнодушная весне,

В ПОЛНОЛУНИЕ

…Что творится с этим народом при полной луне!
Небесное хлёбово становится сочным и пряным.
Острия черных елей отвесно падают в тишь –
            в прозрачную чашу.
Правда, по краям как всегда городская ржавчина,
Но неудержимо и властно приходит луна.
Словно небо чревато круглым и важным словом,
которого не хватает,
но которое всегда было живым в потаенном сне.

В синеве у зеркала
украдкой наблюдаю, как изменяется взгляд:

(Из древнерусского эпоса)

       

                   ИЗ ПОЭМЫ «КАЯЛА» –
                   вольного стихотворного переложения
                   «Слова о полку Игореве»

Ау, пространство белой ночи.

Ау, трамвай чистозвучащий.

Твой мозг разводом обесточен

моста, твой мозг живокричащий.

Ау, всех скрипочек смычочки.

Ау, посуды тара-дзини.

Ау, косые говорочки.

Балетное вам па ганини.

Ау, сырок, в фольге увязший.

Ау, песочное печенье.

Мои по городу гуляши

до полного исчезновенья.

Ау, комки в горячей «Блинной»

и чебурашки в «Чебуречной».

Ау, наклонная трамплинной

дороги жизни человечьей.

Как долго жили мы, не чуя,

что где-то рядом зреет чудо.

И вдруг, искрясь, в окно влетело

его светящееся тело!

Оно цвело, грозя пожаром

седым коврам, конфоркам ржавым;

но унеслось, скользнув по стенам…

Как тошно в мире опустелом!

***

Мысль уже созрела вроде,

но ты с нею не спеши.

Пусть она ещё побродит

палестинами души,

пусть помучается вдоволь,

одинока и нища, –

в твоей жизни бестолковой

АНДРЕЙ  РУБЛЁВ

Меж полей

Идёт богомаз Андрей.

Он уцелел

После налёта монголов на город,

Что доказует то вот,

Что в мире тел

Должен он образ духовного дать.

Трудно поститься, молчать.

Река

Изогнута, лес глубиной

Поражает, высокой такой.

Цель далека.

Имя насколь

Определяет (воль

Чьих же мерцанье?) жизнь?

Город Владимир ждёт.

Инок Андрей идёт,

Зная жизни своей рубежи.

Зная молитву свою,

***

Отступило время от них. Господь же с нами.

Уйти

от данности?

Уйди.

Забыть

о краткости пути?

Поверить

в вечное теперь?

Поверь.

***

осенний сумрак

сумерки души

подворье грустное итога

пожухлая трава

печальная природа

спелёнатые коконы души

открой глаза

и оступись во сне

толкни воздушные потоки

и волнами вспугни дремоту

рывком мучительным

всплыви

рывок над памятью