Свет проливавший по капле дрожащими пальцами,
опохмелённый и неутомительно благостный,
словно бездомный, застенчиво всем улыбается –
город, умытый слезами блаженного августа.
 
Стёрлись значения слов из проспавшейся памяти,
чтобы по-новому можно их было использовать
или сплетаться цветами в безбожном орнаменте,
белое с красным мешая в погоне за розовым.
 
Благословлённые радостью чревоугодия
и сумасбродством снимать августейшую пошлину,
несогрешившие и неразменно свободные

Который день питаюсь как пастух:

Хлеб-сыр, вино, стакан воды холодной…

Здесь тишина, я просто часть природы,

Душа живая, названная вслух.

Дорогу вниз указывает куст,

Сейчас источник встретит, солнце, сосны…

Спокойствие, похожее на грусть,

Целует в лоб. Еще не стала взрослой

И все во мне как в детстве, как всегда,

Еще расту и ничего не знаю,

Деревья только ниже и вода

Какую-то другую отражает:

Красивую и стройную жену.

Она дрожит в воде, глядит украдкой,

                     ной цветок

хрупкое утро

сдержанный свет

кроткая ночь

страстная тьма

азалия

                 ной цветок

он одинок

цветка чистота

тайна цветка

акация

ЛУННЫЙ КНЯЗЬ ГОТОВИТСЯ К ВОЙНЕ

Лунных княжеств медные заборы.

Маятник изогнутых теней.

Время сна. Озёра холодней

Сумрака, сжимающего горы.

Лунный князь готовится к войне,

Мысленно полки свои считает.

И стальной костюм его блистает,

И алмазный жертвенник в огне.

Злая пыль лежит на кораблях.

Нервно дышит лунная княгиня.

Ходит радость тропами другими,

Расстилая утро на полях.

Час пришёл. Оскален небосвод.

Сцепленье дней – как зубья в шестерёнке –

наматывает нудные года:

не отойдёшь, не постоишь в сторонке…

И проникают в кровь кристаллы льда.

И пульс трепещет, ёкая от дрожи,

и радужки мутнеют по ночам,

и – злой скорняк не выдубит так кожи,

как время отрихтует лица нам.

Уходят дни, вплетаясь в шлейф эпохи,

вплавляясь в вековечный нимб зари…

Так на ветру и выдохи и вдохи

в секунду гаснут… что ни говори.

Один, как перст,

Помора крест.

А кто под ним, давно забыто.

Стоит он здесь, за нас моля,

Царю – казна.

Себе добыто –

Покой

И море ледовито,

И ледовитая земля.

***

Лишь бояре пивали в те лета вино,

А ярыжные водку и брагу.

Веселились ярыжки ахти неумно,

А любила их Русь за отвагу.

Отлежавшись в крапиве,

Простившись с женой,

Отмолившись в ближайшей часовне,

Уходили в Сибирь за собольей казной –

Мало воздуха, в лёгких листья. 
Искушение – замолчать. 
Разметать бы, шагнуть и скрыться… 

Красной лампой в лицо – их лица 
Исступлённые. Невзначай 
Тает сахарный календарь – 
Антипод безвоздушных камер. 
Йодом пахнет карманный камень 
С моря прошлого, камень-жар. 
Кислота разъедает ткани, 
А изнанка – огонь и танец, 
Ядовитые пятна – память… 

Тонкий ветер молчит о смерти. 

Памяти павших горит окоём,

Снегопады и дождик слепящий,

И малец, что мелькнёт за окном, –

Памяти павших.

Так живи, человек, и твори,

Поднимай жизни полную чашу…

И, любимая, руки твои –

Памяти павших.

Ты трезвонь, жаворонок, трезвонь

По весне над распахнутой пашней.

Солнце в небе, как Вечный огонь –

Памяти павших.

ОТ ГОР КАРПАТСКИХ ДО ВОЛНЫ ОХОТСКОЙ…