Вьюжный поезд

Ну, что особенного в снежном и морозном декабрьском дне? Вот если бы ударил гром, хлынул ливень и промочил снег до травы, тогда было бы чему удивляться. Но снег и вьюга посреди зимы — явление обыденное и даже скучное.

И всё же попробуйте однажды выйти из дому в такой день. Только оденьтесь потеплее. А еще лучше — отправляйтесь за город на старенькой электричке.

Отсидев положенный срок за измену Родине (в плену у немца был, работал на него, вражину), Иван Комариков получил на руки справку с подписью начальника ОЛПа, что он, Комариков, теперь вольный казак и может распоряжаться собой, как сам хочет.

Покрепче зажав в кулаке драгоценную эту справку, Иван радостно поспешил за зону, на долгожданную волю — уже не через заколоченные лагерные ворота, не под конвоем, а через проходную, где ход ему прежде был запрещен и где ходили только его сторожа и притеснители.

Живая земля

Врыли в землю четыре столба, обшили березовым горбылем, привезли в эту сарайку инструменты и начали строить большую кирпичную коробку — котельную. И всё было яркое, странное, как живое: и толстая, отсыхающая кора на горбыле, и высокий сутулый злак, трясунка, вздрагивающий у ног подсобника Тохи, когда он в обед усаживался на порожек сарайки и раскладывал на газете картошку и зеленый лук.

Тихо здесь...

Не люблю я городские кладбища. Там тесно, скученно и воздуха не хватает. Деревья растут как-то нехотя, словно опасаясь, что их ни с того ни с сего могут спилить; мелкий птичий народец гнезд не вьет и песен не поет. Только угрюмые вороны восседают на разных возвышениях да изредка пророчески каркают. Иногда налетят стаей галки, побазарят и кинутся прочь.

НА КОСОГОРЕ У ЛОМИХИ

Снег еще кое-где лежит в ложбинках на крутом берегу Ломихи, желтеющем прошлогодней травой. Мы каждый день собираем эту траву руками в огромные кучи — и жжем. Подбрасываем веточек, но все равно костерок не столько горит, сколько дымит. Этот дым пропитывает одежонку и волосы, и вечером, ложась спать, все еще с радостью ощущаешь этот горьковатый дух начала весны.

УЖОНОК

Я никогда не боялся змей. Ни в детстве, ни теперь. Более того, во время частых прогулок по лесу я мечтаю повстречать это грациозное создание и невольно высматриваю его гибкую узорную спину либо меж причудливо извитых корневищ, либо в изумрудной от солнечных лучей траве, либо в опавшей, пожухлой осенней листве.

Так почему же я не боюсь змей? А наверное, вот почему.

В километре от впадения Ульбы в Иртыш, под перекатом, была глубокая и, как рассчитывали рыбаки, полная сейчас рыбы яма.

Вышли из дому, как всегда, еще затемно. Оставили позади спящий городок, обогнули чернеющую крепость и захрустели гольцом по берегу Ульбы. Прибыли на место в самый раз — начало светать.

ЗОВ ГЛУБИНЫ

Было мне девять лет. Как-то после обеда я лежала в тени на лужайке, за домом — и смотрела вверх, где высоко-высоко в бирюзовой глубине неба летел самолет. Летел он медленно, потом скрылся — а я продолжала упорно вглядываться в небесную глубину. Ни облачка, ни ветра; рядом, играя, летали стрижи. Незаметно душа моя вышла из тела и поднялась в бирюзовую высь.

Мы приехали с Колымы

Лень, безответственность… До сих пор мы с мамой, при одном лишь упоминании Люськи, корим себя за недостаточную заботу о ней. Она так в нас нуждалась, а мы… До сих пор она приходит в мои сны, глядя на меня своими огромными сапфировыми глазищами, похожими на осколки неба.