Жила под пионовым кустом лягушачья семья. Жили дружно, весело. Только одно огорчало. Самый младшенький был трусишкой. Уж как ему не говорили, что ничего страшного нет за кустом, но всё напрасно. Сидел всеми днями и ночами ни жив, ни мёртв. Так и остался бы на всю жизнь трусом, если бы не один случай. Как-то раз ночью Лягушонок почему-то не спал и как всегда сидел и трясся от страха. На небе, одна за другой вспыхивали звёзды. И вдруг одна из них полетела вниз и упала в лужу, что была около куста. Лягушонок от страха даже побелел.

Я побежал, чтобы это солнце удержать. И вот оно уже совсем близко — качается на низеньком кустике. Я даже зажмурился от такой красоты. А Валька от радости в ладоши хлопает. Наверно поэтому я скатал маленький ледяной комочек и начал рисовать им на снегу. Вроде как мелом на доске. Просто хочется изобразить всё-всё на свете. И солнце, и заснеженные кусты, и необыкновенную птицу. И много-много других радостинок…

Шишок по ночам стучит всё громче и громче. Чихает окаянный дедок шибко-прешибко. Кашляет запечно. В подклети старыми горшками гремит, будто им там стало тесно до невозможности. Небось, утруждается в такой старательности, чтоб доказать: я самый большой знаток всяческих северных интересностей. И деревенских, и прочих дремуче лесных. По всему дому стук да грём, и всё же нет отроку никакого дела до шустрого домового.

Стрекоза, ухватившись за острый конец Пёрышко, расправила крылышки, а перед ней, чуть ниже, распахнул свои Мотылёк. Какие великолепные паруса получились! Ветерок с большим удовольствием подгонял Перышко-кораблик, и они быстро помчались к берегу.

Однажды вечером я познакомилась с удивительным котом. А дело было так. В один из вечеров, сидя в кресле, я наслаждалась вечерней прохладой. И вдруг из глубины сада я услышала тихое мурлыканье. Это было похоже на песню или какое-то повествование. Ко мне вышел удивительно большой кот. Он был абсолютно рыжим, от ушей до кончика хвоста. Его глаза, как два янтаря, светились хитрецой. Кот сел недалеко от меня, делая вид, что не видит, и затянул песню. А когда закончил её, повернулся, и слегка наклонив голову, спросил: «Нравится ли мне она?» Это произошло так неожиданно, что я не смогла и слова вымолвить. Ухмыльнувшись в рыжие усы, он грациозно подошёл поближе.

Наконец-то наступило лето. Погода стояла отличная. И я всё время пропадал на улице: гулял с Муркой, носился за мячом и жевал мороженое вместе с вафельными стаканчиками. Одна беда, друг мой куда-то запропастился. А однажды, к моему удивлению, Петька во двор вышел с листом бумаги, закреплённым на длинную деревяшку. Кисточку в краску окунул — и давай туда-сюда по бумаге водить, вроде как рисовать. Я, конечно, все свои дела отложил и подошёл смотреть: что-то он задумал... Петька был похож на художника, хотя бы разноцветными руками. И чёлкой в краске. Решил, видимо, про меня забыть. На всё лето. Я захотел обидеться и на самокате пойти покататься.

День отъезда. Казанский вокзал выглядел удручающе — почти все ларьки с шаурмой закрыты, постоянно ездит по ушам реверберацией громкоговоритель, женским голом предупреждающий о том, как опасно выходить из дома. Повсюду менты и зашуганные граждане. От этого вокзала и раньше возникало желание почесаться, но в этот раз оно усилилось востократ. Поскорее запрыгнул в поезд, хлебнул пива и залип в окно, пока не заснул. Проснулся от разговора двух мужичков. У одного голос такой спокойный и басовитый, как у певчего с церковного клироса, а у второго — как у пропитого дьячка, то есть суетливый, хрипловатый и в то же время писклявый.

Физиологическая миниатюра в разговоре почти по Жюль Верну. Но всё же не по нему. Скорее, по Ломоносову...

Дело не в генах и дело не в врожденном консерватизме или новаторстве обезьян. Человеком ни те, ни другие, ни третье стать не способны, по той причине, что им это не нужно. А некоторые люди почему-то об этом упорно мечтают. * Достоевских было два. Достопоевский и Достонепоевский. У одного были припадки от обжорства, а у другого — от голода. Но, когда они встретились, один стал друг друга доедать, а другой другого недоедать. * Реальность — это борьба псевдосмыслов за истинность.

Школу я закончил в далеком нынче семьдесят втором. Учился так себе, зато на здоровье не жаловался, а в старших классах еще и активно качался. Вот и решил, что при таком раскладе дальше — прямая дорога в военное училище. Куда и поехал сразу после выпускного бала. И на удивление успешно выдержал там вступительные экзамены — счастливый билетик, как по заказу, на каждом выпадал. Двадцать пятого июля, в девять утра, объявили построение зачисленных в «погонный» вуз.