***
Осень. Море.
Следы осыпаются пыльно,
ветер шепчет газетой, забытой в шезлонге,
чёрно-белые росчерки чаек
гортанно снуют у причала,
туман осторожно бинтует
разверстые раны заката.

КОГДА ВОЙНЫ УЖЕ НЕ БУДЕТ
Когда войны уже не будет,
Настанет долгожданный мир,
Но МИР, а не ловушка словоблудий,
Что разлагает «міра житие»,
Когда, развенчаны, падут: Сатир —
Палач и Судьи с ним… и Альтаир
Заблещет в тишине и вышине
Над теми, кто уснул в кладбищах.
Я лягу спать, и сладкий сон мне будет пищей.

***
В родимой стороне
Столетьями мело.
Куда ни посмотри —
Берёзами бело.

Кого ни повстречай —
Монашек или бес,
Иль нищий краснобай
С сумой наперевес.

Тропинкою пойдёшь
Кривой или прямой,
Отыщется погост
Под временный покой.

И на погосте том —
Родные и друзья,
Молельня и кутья,
И вскопана земля.

И ты поймёшь: пора
На предпоследний бой.
И с ясной головой,
Спокойный, деловой —

Раскатывать брезент,
Закатывать обрез,

ЗАКУЛИСЬЕ
В сизой дымке закулисья, если сцена — это холм,
Промелькнёт мордашка лисья, что кувшинка среди волн.
Закулисье, заалисье... Луж кривые зеркала,
Чем загадочнее мысли — тем напористее мгла.
Трудно выжить в закулисье, рано сеять, поздно жать,
Взбудоражил месяц-глиссер вод бревенчатую кладь.

ИЗ ЦИКЛА «НАИВНЫЕ СТИХИ»
Хоть верьте, хоть не верьте,
но (скептикам назло!)
жил человек на свете,
которому везло.
С вершины мирозданья —
сама! стремглав! всегда! —
на каждое желанье
к нему неслась звезда.
Такой уж от природы
ему был жребий дан.
Укладывал он звёзды
в большущий чемодан
и был беспечен, весел,
здоров, красив, силён,
богат, весьма известен,
умом не обделён.
Жил долго он на свете:
покуда не устал.
— Отец, — сказали дети, —

Век шагами голубиными
Сам идёт и тянет к яме
Можжевельники с рябинами,
Воробьёв со снегирями,
Птичьи пения и бдения
Гладят время взад-вперёд
И уходят в сновидения,
Что никто не разберёт.

Век бредёт низиной трудною
И страданья сторонится,
Но висит над лесотундрою
Птичья слёзка, багряница,
А глаза закрыть — шуршание,
То ли ветви, то ли перья
Шлют прощение, прощание

ГОДЫ УЧЕНИЙ
От жизни, ясной и таинственной,
Что тут осталось? Провидения
Орудья, как  порядок истинный,
Он вроде Всенощного бдения.

Он вроде славного Виргилия,
В Аду вожатого иль брата,
Что проницает без усилия
Все времена живого Ада.

Тут всё не слитно, не раздельно,
И толкованьям нет веленья,
Фрагментами, но корабельными,
Находит, вроде избавленья.

Ты, юность, мгла средневековая,
О да, Фортуна пошутила,
Да вот дорога неготовая,
Как твердь, и ясно ощутима.