В густых металлургических лесах,
где шёл процесс созданья хлорофилла,
сорвался лист. Уж осень наступила
в густых металлургических лесах.

Там до весны завязли в небесах
и бензовоз, и мушка дрозофила.
Их жмёт по равнодействующей сила,
они застряли в сплющенных часах.

Последний филин сломан и распилен.
И, кнопкой канцелярскою пришпилен
к осенней ветке книзу головой,

висит и размышляет головой:

***
А в осень из лета въезжают составы,
И вроде бы дней было летних так мало.
Но тех, кто судьбу на перроне оставил,
В других городах принимают вокзалы.

Земля оборотов своих не меняет,
И снова на Юг собираются стаи,
Чужая комета куда-то взлетает,
А звёзды в неясность далёкую манят.

Покажется странным опять измененье,
Когда многоцветье сереет и время,

Отвечай мне: какие имеешь права
говорить среди нас своё слово?
Отвечаю: мне их подарила трава
на пригорке, за лесом еловым.

Отвечай мне: чего же ты хочешь сказать
в этом тёмном раздолье словесном?
Отвечаю: слова чрез меня лишь сквозят
и опять возвращаются в бездну.
Что узнаете вы, что поймёте, увы, —
самому до конца не известно.

Метафоры − метаморфозы
Стихи из пожелтевшей тетради
Второй половины прошлого века,
Написанные при параде
Звезд на небесных проспектах,

Когда еще не понимала,
Что, почему пишу,
Тетрадь, как ларчик открывала —

Повадился на вечерню — все равно что в харчевню:
утром свеча, вечером свеча — глядь, и шуба с плеча.
Народная пословица

1

Повадился в храм
оставлять деньги там:
свечка за свечкой
для жизни вечной,
треба да треба
заради неба.

Псалмы звучат —
дьяки брюхом урчат;
грехи худеют —
попы богатеют;
брюхо в голоде —

Я наследница Победы,
На ветру сгорают дни
Никуда я не уеду,
Хоть метлой меня гони.

Все пути приводят к Риму,
И в Москву они ведут.
Здесь бывали мы любимы,
Здесь нам кажется, что ждут.

На горах на Воробьёвых,
Где запутаны следы,
Кружат бабочками снова
Наши тени у воды.

Век двадцатый, «непредвзятый»,
Мы на «ты» с тобой давно.
Промелькнувшее когда-то,

Серый волк, не стучись в мою память,
Я уже повзрослела на год,
Не бросай в меня острый камень,
Своих дерзко-влюбленных нот.

В немоте зачерствелых мыслей,
В одиночестве кротких дней.
 Ты не тот, я не та, и чистый
Диск луны в черно-белом сне.

Напишу тебе парочку строчек,
Раз уж ты написать не смог.
Знаю, каждой безумной ночью
Одинокий, ты все же волк!

Но на разных концах сюжета,

В немецкой тюрьме
За запертой дверью, покорная горю,
Сидела девчонка грустна,
За то, что бежала от немцев на волю,
За то, что врагам не мила.
Ей Родина снилась, мерещилось счастье,
Но дни уплывали рекой,
Пред нею, как вихри, кружились ненастья, —

1. Развалины
Она стояла, утонув в бурьяне,
Огонь крапивный полыхал по плечи,
И никого в округе окаянной,
И некому помочь ей, да и нечем…
Кричала молча церковь — глас в пустыне,
И купола ее чернила копоть…
А перед нею женщина застыла,
Невольно перешедшая на шепот.

Печальный рот ворот зажат щеколдой,
Решеток ржавых сомкнуты ресницы.

ДОМ ИЗ ЯНТАРЯ
Светло в лесу,
просторно, словно в доме.
Струится вверх стволов сосновых дым.
А надо мной оконные проёмы,
заполненные небом голубым.
В лесной квартире
я сниму ботинки:
я с детства здесь хозяин, а не гость.
И каждый пень —
с кругами грампластинки,
и каждый груздь —
по шляпку вбитый гвоздь.