Смерть одинокого человека

Сливыч

ПЕРЕКУР НА МОРОЗЕ, ИЛИ СЛУЧАЙ В КУРИЛКЕ С ВИДОМ НА…

Прохаживаясь с сигаретой после хорошего обеда по арочной веранде своего новодельного офиса, за стенами которого служащие не пустяками занимались – между прочим, надзор за предпринимателями губернскими осуществляли, Пётр Дмитриевич то и дело поглядывал на противоположную сторону улицы.

Мне ни прощанья, ни прощенья...

Волки пировали всю ночь.

Они до сих пор не могли поверить в свою удачу: торопливо, с трудом и хрипом проглатывали они еще горячие куски. Нет-нет да и отрывались от темной туши, настороженная ярость вздыбивала и без того напруженную шерсть на горбатых загривках: то один, то другой волчара, отскочив от поверженного марала, осторожно обегал кругом стаю, взбирался на огромную каменную плиту, нависшую над темными верхушками елей, что спускались по щели к полузамерзшему ручью.

…и я нырнул в тёплое нутро остановившейся почти сразу же машины…

Мокрый асфальт навевает странное чувство дождя, будто город умылся родниковой водой, отряхнулся, и каменное лицо своё охапкой прелых листьев протёр.

Полнолуние обрушилось на Землю неожиданно. Все календари упорно твердили, что до его наступления еще как минимум дней десять. Но наглая полнощекая белая луна насмешливо и четко внезапно обрисовалась на небе в бледном молочном ореоле и надзирала за происходящим сверху.

А внизу творилось что-то невообразимое: большие Кремлевские часы вдруг остановились в полночь.

Предуведомление.

Перемены проходили так быстро, что взгляд едва успевал выхватывать какие-то детали, скача от громких подробностей к легким фантомам. Мы замечали звяканье гнутой ложки в стакане кипятка под носом, за окном вагона - бабушку с протянутой рукой; поезд трогался - и забор с наскальной графикой агитпропа напоминал о времени, в котором мы живем. Двадцатые годы чередовались с шестидесятыми - и по законом жизненной математики складывались в восьмидесятые.

Брат приехал неожиданно и весьма поздно. Он вообще имел привычку приезжать, когда его не ждали, - после двенадцати, иногда в час, иногда в два ночи. Сначала в коридоре слышались звуки его голоса, потом шаги, потом стук в дверь, решительный и напористый: так стучал только один он, его любимый двоюродный брат Дмитрий.

Низкий, глухого турбинного рева звук возник откуда-то справа, пронесся над левым ухом и начал резать круги вокруг головы. Тело продернуло кислой гальванической судорогой. Звук оборвался сзади, на шее. «Раз-и… два-и…» - прошли положенные секунды, и шею будто проткнули шилом. «Три-и… четыре и... - рука шлепнула чуть пониже затылка и загребла добычу. Здоровенный, размером с шершня, паут гремел внутри кулака.

Здесь я не могу не вспомнить о человеке, который когда-то привил мне любовь к растительному миру, не просто к зелени, это сделали до него милые домохозяйки и огородницы, он же, пожалуй, был единственной личностью, до Фаэтона, конечно, которую я запомнил еще с детских лет и надолго.

Звали его Прохоров, и он был направлен по распределению в наш город ботаником; так как не во всех городах был растительный мир, то хотя бы ботаники должны были быть в каждом.

Свинка трёхцветная, шикарная: песочное тулово с белой головой и чёрной кляксой на ухе, - шерстистая, она похожа была на варежку. Ходила скромно, по старушечьи, лапы старалась не казать из-под брюха - словно там у неё были колёса, а если и удавалось их увидеть, то несуразно и жалко выглядели эти утиные кривые лапки с розовыми пятками, которыми она семенила, вытаскивая их на миг - и тут же пряча. Ещё она умела громко скулить: когда хотела есть и слышала приближение людей - тут же начинала звонко пищать, как поросёнок - может, потому её и прозвали свинкой?