Подшивка журнала "Русская жизнь" за 2003 год

Вячеслав КАРПЕНКО. Вожаки. (Тяньшаньская поэма).

Мне ни прощанья, ни прощенья...

Волки пировали всю ночь.

Они до сих пор не могли поверить в свою удачу: торопливо, с трудом и хрипом проглатывали они еще горячие куски. Нет-нет да и отрывались от темной туши, настороженная ярость вздыбивала и без того напруженную шерсть на горбатых загривках: то один, то другой волчара, отскочив от поверженного марала, осторожно обегал кругом стаю, взбирался на огромную каменную плиту, нависшую над темными верхушками елей, что спускались по щели к полузамерзшему ручью.

Александр ЗАКУРЕНКО. Ночное такси.

…и я нырнул в тёплое нутро остановившейся почти сразу же машины…

Мокрый асфальт навевает странное чувство дождя, будто город умылся родниковой водой, отряхнулся, и каменное лицо своё охапкой прелых листьев протёр.

Ирина ЛОБАНОВСКАЯ. Лондаколор. Романтическая повесть.

Полнолуние обрушилось на Землю неожиданно. Все календари упорно твердили, что до его наступления еще как минимум дней десять. Но наглая полнощекая белая луна насмешливо и четко внезапно обрисовалась на небе в бледном молочном ореоле и надзирала за происходящим сверху.

А внизу творилось что-то невообразимое: большие Кремлевские часы вдруг остановились в полночь.

Юрий НЕЧИПОРЕНКО. Мытарь. (Рыжий сенатор).

Предуведомление.

Перемены проходили так быстро, что взгляд едва успевал выхватывать какие-то детали, скача от громких подробностей к легким фантомам. Мы замечали звяканье гнутой ложки в стакане кипятка под носом, за окном вагона - бабушку с протянутой рукой; поезд трогался - и забор с наскальной графикой агитпропа напоминал о времени, в котором мы живем. Двадцатые годы чередовались с шестидесятыми - и по законом жизненной математики складывались в восьмидесятые.

Олег ГЛУШКИН. Рассказы о море.

Опубликовано пн, 11/07/2011 - 11:53 пользователем Вячеслав Румянцев

Владимир ТЮРИН. Рубашка из вельвета.

Брат приехал неожиданно и весьма поздно. Он вообще имел привычку приезжать, когда его не ждали, - после двенадцати, иногда в час, иногда в два ночи. Сначала в коридоре слышались звуки его голоса, потом шаги, потом стук в дверь, решительный и напористый: так стучал только один он, его любимый двоюродный брат Дмитрий.

Александр КОРМАШОВ. Заросшие. Повесть.

Низкий, глухого турбинного рева звук возник откуда-то справа, пронесся над левым ухом и начал резать круги вокруг головы. Тело продернуло кислой гальванической судорогой. Звук оборвался сзади, на шее. «Раз-и… два-и…» - прошли положенные секунды, и шею будто проткнули шилом. «Три-и… четыре и... - рука шлепнула чуть пониже затылка и загребла добычу. Здоровенный, размером с шершня, паут гремел внутри кулака.

Вячеслав КУПРИЯНОВ. Ботаник.

Здесь я не могу не вспомнить о человеке, который когда-то привил мне любовь к растительному миру, не просто к зелени, это сделали до него милые домохозяйки и огородницы, он же, пожалуй, был единственной личностью, до Фаэтона, конечно, которую я запомнил еще с детских лет и надолго.

Звали его Прохоров, и он был направлен по распределению в наш город ботаником; так как не во всех городах был растительный мир, то хотя бы ботаники должны были быть в каждом.

Юрий НЕЧИПОРЕНКО. Свинка и мышь.

Свинка трёхцветная, шикарная: песочное тулово с белой головой и чёрной кляксой на ухе, - шерстистая, она похожа была на варежку. Ходила скромно, по старушечьи, лапы старалась не казать из-под брюха - словно там у неё были колёса, а если и удавалось их увидеть, то несуразно и жалко выглядели эти утиные кривые лапки с розовыми пятками, которыми она семенила, вытаскивая их на миг - и тут же пряча. Ещё она умела громко скулить: когда хотела есть и слышала приближение людей - тут же начинала звонко пищать, как поросёнок - может, потому её и прозвали свинкой?

Всеволод МАЛЬЦЕВ. Свои люди.

В период так называемого "застоя", Слава никогда не возмущался приездам-налетам своих многочисленных родственников. Ну, едут и едут. Не в гостиницах же им, как они чуть не хором говорили, останавливаться. Это при живой-то московской родне. Не по-родственному как-то, мол, не по-советски.

Кирилл РОЖКОВ. В лето Господне.

Те трое парней с мопедами, тусовавшиеся на асфальтовом пятачке у красной церкви, подбросить не отказывались, но запросили стольник. Поэтому Ирулька предпочла заместо автостопа самый дешёвый, самый верный и самый доступный вид транспорта. Всё равно поблизости в этом дурацком микрорайоне не было ни одного киоска с транспортными книжечками.

Марина ЕРШОВА. В синеве плывет весна. Рассказы о юности.

- Алло! Марина, это я, Наташа. Знаешь, видела тебя сегодня во сне. Дай, думаю, позвоню. Ну что же ты плачешь, дорогая моя подружка, все будет хорошо, я скоро к тебе приеду… Двадцать лет я твердо знаю, что в мой день рожденья раздадутся три звонка: из Москвы, Донецка и Тель-Авива. Родные голоса поздравят меня, и мы вспомним наше житье-бытье в общежитии института, комнату, высокую, узкую и длинную. Четыре железных кровати и стол посередине. Веселых солнечных зайчиков, посылаемых по весне незнакомыми мальчишками из общежития напротив в наше огромное окно.

Владимир ЕШКИЛЕВ. Галицкий Стоунхендж. Отрывки из повести.

От неуклюжих построек остаются неуклюжие руины. Кирпичный австрийский склад, переживший главные события двух планетарных оторопей, ныне разрушен. Толстые - в два райнерштадских кирпича - простенки стоят колоннами и арками (по большей части арками) среди пустыря. Галицкий Стоунхендж. Потомки тех, сквозь кого прошли когда-то кельты, жгут среди руин старую мебель - восемь слоев цветной штукатурки зарастают трауром копоти.

Александр ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ. Утюги.

Старик проснулся рано. Не спится в такие лета подолгу. Едва он разлепил глаза и первый раз скрипнул старой полурассохшейся кроватью, связанной по углам бечевками, Альма тоже завозилась, подползла повыше и положила голову ему на грудь. Так, что лохматая борода и усы эрдельки защекотали старику подбородок. На своем лице он почувствовал жаркое дыхание псины.

- Сейчас, сейчас, Альмочка, - прошептал он, - сейчас я с тобой, деточка, выйду.

Марина УРУСОВА. Кафе Карниз.

Памяти Гайто Газданова Манило ли его название намеком на роковой смысл, или он не замечал его? Может он безотчётно бросал вызов - кому? - самому Господу Богу? Мировой Душе? Судьбе? В подобном раскладе останешься в проигрыше вне зависимости от присутствия-отсутствия дуэльного врача. И всё же, если в свою жизнь сначала еженедельно, а потом ежедневно впускаешь слово “карниз”, оно начинает работать. Вначале в подсознании, потом в предсознании, потом над сознанием.

Юрий НЕЧИПОРЕНКО. Курочка Ряба.

Квантовая механика - самый заоблачный и крепкий предмет науки. Как утес - чтобы взойти на него, надо три года топтать гранитные ступени факультета, съесть тридцать три стипендии и выдержать тридцать три испытания - зачета и экзамена. Экзамен по квантовой механике - хребет Физики. Одолел его - и дальше идет уже дорожка под горку, вниз - к диплому. Потом не выгоняют даже за аморалку: экзамен этот - вроде индульгенции, отпущения будущих грехов. Или даже нового рождения: не случайно сдают его обычно в зимнюю сессию, после Нового года - между Крещением и Рождеством.

Олег ГЛУШКИН. Муравьиный взлет.

Звездный ливень ночью обрушился на землю. Пролился метеорный дождь под названием Леониды. Остатки хвоста кометы извергли из себя мелкие камни и частицы льда. Несколько тысяч падающих звезд можно было увидеть в одно мгновение. Можно было бы... Если бы не облака. Темные тяжелые тучи застлали ноябрьское небо Готланда. Лишь над собором Святой Марии был небольшой просвет, и когда колокола пробили пять часов, небо в этом просвете осветилось каким-то дальним призрачным блеском.

Ирина ЛОБАНОВСКАЯ. Белым днем.

День был совершенно белого цвета. Бледным и сырым до того, что страшно хотелось брызнуть в его размытое однообразие чем-нибудь цветным и ярким. Все стало белым: снег, осевший под неощутимой тяжестью белесого тумана, липкого, мокрого и прозрачного, обволакивающего и всасывающего в себя все вокруг, Москва-река, слившаяся с дымкой над водой, берегами, университетом и церковкой, изваянием светлеющей над обрывом.

Владлен ДОРОФЕЕВ. Джохар. Из цикла Чеченские зарубки.

Боль обожгла глаза, пронзила насквозь, и душная, теплая кровь обагрила грязно-бурый заплеванный привокзальный снег.

Падая, Джохар понял, что проиграл эту схватку какому-то уроду. Хлопнувшись в холодное снежное месиво, он завыл от всепоглощающей, бессильной боли, но не телесной, а той, что внутри, где-то в самой глубине, в сердце, вне сердца, в душе… Завыл, заскулил, завизжал так, что противник застыл на мгновение.

Наталья СТЕРКИНА. Зеркало.

Кафе закрывалось. Как всегда уже без четверти одиннадцать отиралась актриса Тамара и черная с лысым боком тощая кошка. Год назад женщина зашла перед самым закрытием, попросила пива. Обычно Сергей Петрович не поощрял попрошаек: сам не угощал и девушкам запретил, а тут что-то екнуло в груди. Сначала и не понял, почему екнуло, а потом угадал - она чем-то похожа на ту, бедолагу. В тот вечер Сергей Петрович велел подать кружку пива, сухарики, указал столик.

Лидия СЫЧЕВА. Богема.

Оперный певец, бас Мурадолов, обедал. Был он, как и полагается басам, мясистым, крепким, даже, пожалуй, тучным. Поесть Мурадолов любил, и кухня в его квартире была единственным мало-мальски обустроенным местом - в других комнатах вот уже три года шел ремонт. Жена, Софья, или, как называл её Мурадолов, София, принимая гостей, кокетливо оправдывалась: - Ой, мы живем в такой богеме! - и распахивала двери комнат. В спальне громоздилась широченная итальянская кровать с резным изголовьем - два упитанных амура летели навстречу друг другу с трубами в руках. Вещи, в которых не было особой нужды, лежали в живописной куче, прикрытые огромным пестрым платком. Платок Мурадолов привез из Парижа, с гастролей. В другой комнате - зале, был только рояль - лаковый, черный, выловленный кит с открытой пастью. На рояле играла София, аккомпанировала мужу. Концертные костюмы, а так же вещи первой необходимости были замурованы в шкаф-нишу.

Александр ВОДОЛАГИН. Обманы чувств.

Все началось - если это можно назвать началом - 19-го августа в дачном поселке Валентиновка. Примерно около полудня доктор Хоров, весьма уважаемый в среде московской богемы психиатр, приближался со своею супругой и двенадцатилетней дочерью к узенькому мосту через овраг вблизи березовой рощи. Завидев их, три женщины, двигавшиеся по мосту навстречу и, видимо, озабоченные состоянием обветшавшей конструкции, приостановились и после минутного замешательства поспешили назад.

Сергей МИХАЙЛОВ. После Лауры.

ЗАПИСЬ ПЕРВАЯ.

Сегодня умерла Лаура. Единственная в целом свете родная мне душа - гладкошерстная корейская принцесса. Сама кротость. Она поплатилась за маленькую кошачью слабость - мочиться на коврик под дверью с номером 16. Я абсолютно уверен, что Лауру отравила соседка. Старая ведьма! Ничего, я отомщу. Лаура, любовь моя, ты слышишь? Сегодня в полночь я подойду к ее двери и не оставлю в коврике сухой нитки. Так будет каждую ночь, пока я жив. Клянусь тебе, Лаура!

Николай ИВЕНШЕВ. Портрет незнакомца.

Это не я ее, она меня запечатлела, беззвучно “щелкнула”, и душа моя взмыла к облакам. Потом, для верности, она еще и еще раз взмахнула ресницами... Ослепленный и оглушенный, я тыкал пальцами в столбик выдержек. Лицо в видоискателе, раздвоившись, никак не могло соединиться. У меня - железка в руках, называется “Киев”. Она - живое фотоателье. Я пробормотал что-то, досадуя на наплывающие облака, а она побранила свое расхожее имя Любовь. Я как-то догадался, стал звать ее Лю по моде тех лет, внушенной стариком Хэмом.

Александр ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ. Паучок.

Он ушел из дома к другу. Не навсегда, конечно, а на одну ночь и день, ну, может быть, на два. Заснеженный простор искрился сахарным эллектриком и, похоже, фосфоресцировал. Он шагал из Крылатского в Строгино, забирая все больше влево по льду застывшей Москвы-реки. Увы, он был до омерзения трезв, трезвел с каждым шагом, спотыкался и покачивался. Обернувшись на след, убедился, что идет по синусоиде. Она права - опять пьян. Хотя какое в том могло быть сомнение. Сомнения и не было, была только ложь. Ложь и малодушие. И поэтому он орал, ругался, крушил. А что ушел, так это правильно. От себя.

Ирина ЛОБАНОВСКАЯ. Дуэль.

На большой перемене Володя Разумов вызвал на дуэль Антона Ермакова.

С вызовом отправились друг Разумова Толя Кроль и маленький улыбчивый любимец всего класса Миша Поволоцкий. Володя мрачно наблюдал за ними от окна в коридоре, царственно скрестив на груди руки.

- Останови их! - сказала, подлетев к Разумову, бессменная староста Тамара Лавровская, полноватая блондинка с роскошной, редкой по нынешним временам и умышленно небрежно заплетенной косой.

Когда Тамара бежала, коса всегда старалась ударить ее по попе.

Николай ИВЕНШЕВ. Эфиоп.

Если бы философ Диоген жил в нашем веке, то он непременно угнездился бы в рваное и грязное кресло автобуса. В нем размышлять удобнее, чем в приморской бочке. Увы, нужного автобуса с креслом так и не было, хоть час, хоть другой топчись да сотый раз читай прилепленный к шиферу остановки листок, предлагающий немедленные ритуальные услуги. Все же Павлу Ермишину повезло. Совсем было, махнул рукой и решил: «Домой! К горячей чашке кофе. Сейчас досчитаю до ста и домой оглобли поверну».

Елена ЛОБАНОВА. Южный сон.

Об этой поездке Татьяне думалось туманно и мечтательно, словно семикласснице - о выпускном бале: “Когда-нибудь…”

Между тем на семиклассницу она ничуть не походила - тридцатилетняя, рано отяжелевшая женщина, из тех, про которых в очереди говорят неопределённо: “Тут еще такая стояла… в зелёном пальто”.

Юрий НЕЧИПОРЕНКО. Джин из бутылки.

Бомбардировки Багдада

"В Багдаде все спокойно…" - эти слова, известные по фильму "Волшебная лампа Алладина" стали паролем, знаком ситуации, когда за внешним спокойствием скрывается внутренняя сила. Ныне эта сила выходит наружу: Багдад бомбят - да так, как не бомбили не то что Белград, как не бомбили даже Дрезден, в котором "союзники" не оставили камня на камне.

Юрий КОСАГОВСКИЙ. Послания Джорджу Бушу и другие стихотворения.

Открытое письмо президенту США

Всеволод САХАРОВ. Уроки судьбы, или один из потерянного поколения.

Беседу с писателем Всеволодом Сахаровым ведет журналист Евгений Ованесян

Елена БАЛЬЗАМО. Гайто Газданов как французский писатель, творящий на русском языке. Предисловие к роману Гайто Газданова «Ночные дороги».

Сразу после государственного переворота 1917 года, который также называют Великая Октябрьская революция, в Европу хлынула волна русских беженцев из России. Возможностей выезда ввиду ситуации, сложившейся в Европе после первой мировой войны, было несметное количество. Как правило, речь идет о миллионах эмигрантов. Это было не просто массовое переселение, а, безусловно, один их особых случаев бегства из страны в истории России.

Вероника ПАТЭ. Отклики читателей Газданова.

Вероника Патэ, переводчица, Париж

Мне стыдно признаться, что до лета 2003 я не читала ни одной книги Гайто Газданова, которого я знала только по фамилии. К моему счастью в июле одна моя подруга дала мне на чтение роман «Призрак Александра Вольфа». Итак, благодаря ей вступила в газдановский мир и думаю, что не скоро буду его покидать.

Татьяна ФРЕМЕЛЬ. Вечера у Клэр. По воспоминаниям моей мамы Киры Николаевны Гамалея о годах юности. 1918-1919 гг., г. Харьков.

gsml03.jpg (7519 bytes)

Две подруги - молодое поколение, 1917 г.
Татьяна Пашкова (слева) и Кира Гамалея.

Алекс ЛОРКА, Жерар МЮТО, Жак ЛИНДЕКЕР. Французские критики, литературные обозреватели о Газданове.

Алекс ЛОРКА

Изгнанник галлюцинирует

Как рождаются в писательстве? Вечная тайна. И, может быть, именно боль изгнанничества сделала Гайто Газданова (1903-1971) писателем. Изгнание, возможно, и есть краеугольный камень его удивительного творчества и, наиболее вероятно, что именно через призму изгнанничества он непрестанно исследует смысл человеческого существования.

Всеволод САХАРОВ. Загадки Федора Тютчева. К 200-летию со дня рождения поэта.

Великий русский лирик Федор Иванович Тютчев (1803-1873) был младшим современником Пушкина и прожил в русской литературе до появления главных романов Тургенева, Толстого и Достоевского. Он пережил несколько важных этапов русской истории и эпох литературного развития и пронес через десятилетия самобытное видение красоты мира и глубин души человека. Картина мира людей менялось, но дар поэта оставался неизменным.

Николай ГОЛОВКИН. Исход и возвращение Ивана Шмелева.

130 лет со дня рождения великого русского писателя Ивана Сергеевича Шмелева

Во всех произведениях Шмелева поет, сияет и плачет православная русская душа. Это чувствуешь сразу. И, читая его книги, радостно узнаешь свое, родное. Благодаря ему мы восстанавливаем разрушенную связь времен, узнаем свои корни, знакомимся с жизнью своих предков. Без него мы многого бы не знали, ведь столько прекрасного было разрушено, погублено, безвозвратно утрачено.

Юрий НЕЧИПОРЕНКО. Первый древнерусский автор?

В Новгороде обнаружено литературное наследие проповедника, философа, поэта…

Константин МАМАЕВ. Выстрел в Александра Вольфа.

Александр Вольф - новоявленный Сильвио пушкинского «Выстрела»: у Пушкина Сильвио - маска: он лишен прошлого, он не включен в социальные связи, он дан сразу готовым. Он лишен и будущего: оно разыгрывается за пределами повести. Он лишен подлинного имени, Сильвио - это кличка, метка, но не имя. Черты его резко заострены, сведены к минимуму: линогравюра.

Ольга ОРЛОВА. Поплавский, Газданов и Монпарнас.

На "визитной карточке" "незамеченного поколения" имена Бориса Поплавского и Гайто Газданова будут всегда стоять первыми и обязательно вместе. По прошествии более полувека с того момента, как оба художника заявили о себе в русском литературном зарубежье, стало очевидно, что связаны они не только безусловным лидерством в поэзии и прозе и не только общими биографическими датами, их связывала общая география - в искусстве и в жизни. Их творческие и личные маршруты пересеклись в одной и той же точке, оставшейся в истории под названием "русский Монпарнас", трагизм и великолепие которого отразились на их судьбах и текстах.

Тамерлан КАМБОЛОВ. Штрихи к портрету Гайто Газданова.

Имя Гайто Газданова, одного из крупнейших русских писателей ХХ века, творчество которого было по достоинству оценено в свое время в литературных кругах русского зарубежья, но по известным причинам оставалось недоступным на родине, совсем недавно стало известно российскому читателю, и за эти пятнадцать лет творческое наследие писателя стало не только объектом читательского интереса, но и разноплановых исследований. При этом интерес, естественно, вызывает и сама фигура художника, обстоятельства его жизненного пути.

Татьяна ВЕРЕТЕНОВА. Любовь и имена у Газданова.

Анализ различных пониманий героями любви и счастья в романе «Полет».

Максим ЗАМШЕВ. Где начинается Лета?

Когда Георгий Иванов писал свои стихотворения последнего, самого значительного периода, он точно знал, что их никто не будет читать. В СССР, где могли бы найтись понимающие читатели, доступ творениям одного из самых закоренелых эмигрантских антибольшевиков был наглухо перекрыт, а во Франции после войны русские стихи мало кого интересовали. Французы и своих-то поэтов не шибко жаловали, а тут ещё и русский эмигрант. После победы СССР во Второй мировой войне отношение к эмиграции в Европе изменилось. На смену сочувствию пришло просто невнимание, смешанное с холодным презрением.

О. ТАГАНОВА. Мопассановский интертекст рассказа Г. Газданова «Нищий»

Интертекстуальные связи в прозе Гайто Газданова представляют в настоящее время одно из важных направлений в газдановедении (в качестве примера можно назвать работы В. А. Боярского (Боярский 2002). Ю. Д. Нечипоренко (Нечипоренко 2000, 2001), Л. В. Сыроватко (Сыроватко 2000), А. В. Сивковой (Сивкова 2000), Е. Г. Фоновой (Фонова 2000), Л. Диенеш писал в своей монографии: «Произведения Газданова изобилуют не только скрытыми ссылками на самого себя, которые можно было бы назвать «внутренними ссылками», но также и аллюзиями внешнего характера, отсылающими к значительному числу писателей, от классиков до его современников» (Диенеш 1995, с. 261). Однако при таком сравнительно большом количестве работ, посвященных интертекстуальным связям Газданова (например, с Бодлером, Камю, По), тема «Газданов и Мопассан» практически не привлекала внимание исследователей (можно упомянуть лишь сопоставление между героем Мопассана из новеллы «Нищий» и стариком из романа Газданова «Призрак Александра Вольфа», на которое вскользь указала Ольга Орлова в статье «Литературный призрак Г. Газданова» (Орлова 2002)). Таким образом, данная работа является первой, посвященной этой теме.

Марк ЛЯНДО. Дом на бульваре.

ПРЕДВАРЕНИЕ

О чем же все это писано? О Времени, вернее, о Временах - Прошлом и Будущем. О том, как они сплетены, или отражены друг в друге - в точке их пересечения, т.е. в Настоящем.

Все это на примере одного предмета. А предмет этот - некий московский дом.

Мысль предлагаемого эссе кружит вокруг известного московского дома, построенного на рубеже 19-20 вв. на Сретенском бульваре Бульварного кольца, на внутренней стороне с готической башней и часами, которые, увы, не работают сейчас, или время остановилось?

Елена УХОВА. Проза Газданова и Мураками. Особое сцепление событий.

Сосна нарисована тушью на шероховатой бумаге. Тушь еще блестит, но запах хвои уже настоящий. Смолистые почки, штрихи и наброски, которые потом разрастутся. Что происходит в голове, когда читаешь одну книгу, а вторую вспоминаешь параллельно? Когда листаешь несколько книг - одну бумажную, остальные в памяти? Начинает работать интертекст, и на одну фразу откликаются другие, чтобы вместе составить правильный аккорд. И понимаешь, что нашел настоящую вещь.

Зорислав ПАУНКОВИЧ. Газданов в Югославии.

По всей вероятности, первое упоминание о Гайто Газданове в Югославии (и долгое время единственное) встречается в докторской диссертации известного русиста, профессора Белградского университета Миливое Йовановича Искусство Исаака Бабеля, защищенной на Филологическом факультете Белградского университета в 1968 году и дополненной и опубликованной в 1975 году [1].

Юрий НЕЧИПОРЕНКО. Денди и Дервиш (О поэзии Георгия Оболдуева).

При жизни Георгий Оболдуев (1898-1954) напечатал всего одно стихотворение - но был хорошо известен в литературных кругах. Дело не только в узости этих кругов, близости дач в писательском поселке Голицыно, где жили и Ахматова и Оболдуев (со своей второй женой, поэтессой Еленой Благининой). Очень своеобычным был этот человек: поэт знал себе цену и нога его годами не ступала в редакции, на территорию литературных функционеров, которых он презирал. Поэт не терпел положения просителя - работу ему находили друзья, за него хлопотали, ему доставали заказы на переводы. Можно представить, как они его любили и ценили!

Вячеслав БОЯРСКИЙ. Гастрономическая архитектура: “Мёртвые души” Н. В. Гоголя и “История одного путешествия” Г. И. Газданова.

“Я озреваю стол - и вижу разных блюд
Цветник, поставленный узором.
Багряна ветчина, зелёны щи с желтком,
Румяно-жёлт пирог, сыр белый, раки красны,
Что смоль, янтарь - икра, и с голубым пером
Там щука пёстрая - прекрасны!”

Г. Р. Державин. Евгению. Жизнь Званская

Юрий НЕЧИПОРЕНКО. Истоки Ирака: Сказание о Гильгамеше.

Мировая культура до сих пор "загипнотизирована" античностью настолько, что не способна воспринять новые представления о временах более древних, которые уже заявляют о себе во всю мощь: мы переживаем время "археологической революции". Грядет смена научной парадигмы в древней истории, данные лингвистов начинают соединяться с новыми открытиями археологии, сравнительные исследования мифологии - с представлениями теологии. Сотни тысяч клинописных табличек IV-I тысячелетий до нашей эры обнаружены при раскопках древних городов Месопотамии. Объем сведений, записанной в табличках, превышает в сотни раз все, что нам осталось от античности. Это данные высшего качества - в застывшей глине жива первозданность: если античные тексты сохранились в передаче более поздних авторов и благодаря труду переписчиков (обычно это были монахи, работающие под неусыпным оком христианской цензуры) - то над текстами, пролежавшими под песком три-четыре тысячелетия, ни работал ни один редактор, ни один цензор. Насколько принципиальны сведения, которые обнаружены при раскопках древних городов в Междуречьи, можно судить на примере литературы: возьмем только одно произведение - "Сказания о Гильгамеше".

Вячеслав КАРПЕНКО. От Сведенборга и Стриндберга - к Бергману...

«И к тому же я выбрал... мотив, который в общем-то далёк от современных политических конфликтов, хотя и тема социального восхождения или падения, конфликт высокого или низкого, лучшего или худшего, конфликт между мужчиной и женщиной были, суть и будут представлять неизменный интерес... Мои герои современны, они живут в переходное время, время эклектичное, истерическое... поэтому персонажи охвачены сомнением, расколоты, в них черты старого и нового...»

А. Стриндберг, «Предисловие к «Фрёкен Жюли»

Юлия БАБИЧЕВА. "Ночные дороги" Гайто Газданова: проблема стиля и жанра.

В романном корпусе Газданова, сложившемся из девяти произведений, четвертое по счету - “Ночные дороги” - стоит чуть особняком, выделяясь из других настроением тревожного и темного отчаяния, отличного от присущего этому писателю ровного, сдержанного тона философского примирения с абсурдом жизни. Отличаясь от других романов, “Ночные дороги” вместе с тем вошли в историю русской зарубежной “молодой” прозы типичным явлением эмигрантского искусства в целом и творческих исканий его “незамеченного” (В. Варшавский) отряда, в частности. С типологической общностью литературы этого “полупоколения” (Л. Ржевский) его роднит сквозной ностальгический мотив утраты отечества и стилистические особенности “магического” повествования, которые определили черты новой жанровой разновидности русского романа - бесфабульного и иначе, чем классический, психологичного.

Юрий НЕЧИПОРЕНКО. Традиция интуиции (о гастролях Центра Гротовского в театре Васильева).

Гастроли Центра Гротовского в Театре Анатолия Васильева

Театр "Школа драматического искусства" обращается к истокам искусства и черпает в традиции энергию для развития новых проектов. В рамках театральной Олимпиады Театр Васильева организовал уникальную программу "Узкий взгляд скифа", где были показаны традиции как живущих в России, так и окружающих ее народов: здесь были и калужские бабушки с удалыми припевами и тибетские ламы с магическими танцами.

Александра ЛЫЧКОВСКА. Функция развлечения в романах Ф. М. Достоевского.

Крупнейший знаток поэтики Ф. М. Достоевского Михаил Бахтин в предложенной им типологии романов относит романы Достоевского к романам испытания [1]. Роман испытания отличается от других типов тем, что „мир этого романа - арена борьбы и испытания героя; события, приключения - пробный камень для героя. Герой дан всегда как готовый и неизменный. Все качества его даны с самого начала и на протяжении романа лишь проверяются и испытываются” [2]. Герои испытываются между прочим на призванность, гениальность, избранничество, приспособленность к жизни, реформаторство, аморализм [3].

Юрий НЕЧИПОРЕНКО. Гайто Газданов в воспоминаниях современников.

Сакральное и профанное в жизни и творчестве Газданова

(по воспоминаниям современников)

Общество друзей Гайто Газданова провело в 1999 - 2002 году ряд встреч, на которых, наряду с научными докладами о творчестве писателя, были выслушаны свидетельства современников Газданова. По воспоминаниям родных и друзей писателя Газданов уже в детстве был яркой и незаурядной личностью. В кругу родных и близких знакомых бытовали легенды о Гайто.

Владимир БЕРЕЗИН. Номенклатура фантастика.

Современное восприятие «фантастического» у Газданова.

Начать хорошо бы со следующей цитаты, что существует в Сети [1] «Газданов, Гайто - собственно, Георгий Иванович Газданов (1903, Санкт-Петербург - 1971, Париж) - русский писатель-фантаст. Не окончил гимназию. Воевал в гражданскую войну на стороне белых с 1920, эмигрировал в Турцию, потом перебрался во Францию. Работал грузчиком, мойщиком паровозов, рабочим на автомобильном заводе, ночным таксистом. Учился в Сорбоннском ун-те, не закончил.

Начал печататься в 1926.

Сергей МАГОМЕТ. Лабиринты Олега Солдатова (рецензия на рукопись) .

Папка с рукописью лежала на диване. Гость поспешно подхватил ее и с болезненно ревнивым любопытством, знакомым каждому литератору, прищурившись, ревниво шевеля губами, заглянул в начало. Но уже через секунду, облегченно вздохнув, захлопнул папку. «Нет, - безаппеляционно заявил он, - этого нельзя читать! Главного героя зовут Джузеппе Фуфайкин. Стало быть, вещь заведомо несерьезная и искусственная …»

Максим ЗАМШЕВ. Гайто Газданов - реалист.

В этом году Гайто Газданову исполняется 100 лет. Может быть, не самая великая литературная дата. Но дело даже не в дате. Дело в том, что фигура этого интересного писателя до сих пор воспринимается многими как-то странно. Все уже устали от эмигрантской литературы, от её противопоставления всему на свете. Издание романов Газданова в России как раз совпало с этой усталостью. Да ещё нелепое противопоставление его Набокову, да ещё обычное наше нелюбопытство... Тем не менее Газданова почитать стоит...

Мохаммад Реза ХАНАИ. Иранское Кино.

Это эссе - рассуждения об иранском кино.

Марина УРУСОВА. Гайто Газданов в России в конце XX века: Пилигримыю

“Дороги Гайто Газданова”- именно так называется вступительная статья Станислава Никоненко к изданию М. “Художественная литература”, 1999 г.

И в самом деле, в детстве с семьёй Петербург, Тверь, Смоленск, Белоруссия, Сибирь, потом Харьков, Крым, Константинополь, лагерь Галлиполи, в Болгарии Шумен и, наконец, Париж, Мюнхен и опять Париж. И это неполный перечень.

Но той, лесной дорогой, за Чудским озером, о которой пойдёт речь, он вряд ли проходил, и всё же он и её прошёл.

Ксения ЗОРИНА. Пpедисловие к Антологии голода.

Лет десять назад в "Новом миpе" был напечатан pассказ - "Пpохожий пpоспекта миpа". Он запомнился мне по двум пpичинам - там было несколько гениальных стpок, посвященных Елене Ржевской ("Вот идет женщина, котоpая видела меpтвого Гитлеpа. Она подходит ко мне и говоpит: "А за углом апельсины дают. Я очеpедь заняла"), а еще там было голодание по Полю Бpеггу. Голодания по Полю Бpеггу пpостить автоpу я не могла. Это был духовный подвиг, в нагpаду за котоpый в будущем полагались какие-то откpытия, это был искус, кpестный путь - геpой голодал честно, но в каpмане всегда носил маленький кусочек чеpного хлеба, чтобы, если станет совсем невмоготу, понюхать его и понять, что может съесть. Это-то и было нестеpпимо и непpостительно - человек смаковал ощущения, подаpенные ему голодом, но голод был его пpихотью. У него была еда, он знал, что не умpет. Он пpосто наслаждался. У него был этот маленький кусочек хлеба. И еще много, много хлеба - сколько пожелает.

Марк ЛЯНДО. Некий Муж, или Низложение Ренессанса Алексея БЕРДНИКОВА.

Писать о Бердникове? Скажет кто-нибудь: - Как это возможно! Он же и про себя и про все сам написал в своих титан-романах! "Изтеоремил", можно сказать.

Марина ЕРШОВА. Прольется теплый свет.

Рассказы о детстве

Если умру я -
не закрывайте балкона
Дети едят апельсины.
(Я это вижу с балкона.)
Жницы сжинают пшеницу.
(Я это слышу с балкона.)
Если умру я -
не закрывайте балкона.

Ф Г. Лорка

Любовь начинается с потери. Мысль не новая, но верная.

Эта маленькая повесть о любви. К людям из самого лучшего на свете города-города детства и к стране, которой больше нет.

Олег ГЛУШКИН. Шведские записки.

СЛИШКОМ БИЛЛИХ

Когда я брал билет на паром в Нунесхамане, стал на своем ломанном немецком объяснять кассирше, что мне нужно место в самой дешевой каюте. Биллих, биллих, - повторил я несколько раз. Не знаю, почему прониклась она ко мне особым вниманием - возможно, пожалела старика, приняв меня за новоявленного эмигранта, ищущего покоя в тихой Швеции. Сама она внешне не была похожа на шведку, скорее всего, в нас обоих текла кровь древнего гонимого народа. Ее большие черные глаза повлажнели.

Олег ГЛУШКИН. Пересечение границ.

Кажется, это было совсем недавно. Узкая полоска земли, уводящая в другую страну, и сладкое одиночество, обретаемое на ней. Цепочка следов уходит в дюны, углубления на песке быстро заполняются. Ветер выравнивает пологую золотистую поверхность. Никто не идет по твоему следу. Граница ничем не обозначена. Лишь у моря ее по вечерам прочерчивает плуг, чтобы ночью никто не проник на берег. С вышки солдатики пялятся на безлюдную поверхность дикого пляжа. Бесполезное занятие. Нудистки давно покинули берег. Божественная тишина.

Марк ЛЯНДО. Природа и душа. О поэзии Татьяны Куцубовой.

Как рассказать в словах лес? Цветущий луг? Переливы закатного неба? Как простереться по зонтику растения? Войти в построение его сосудов, жилочек, волосков на корешке? А как говорить о поэзии, которая все это делает, называет, видит? И еще резонирует с этим, поет, в параллель ему, ассоциациями, древними символами, мифами, оттенками мыслей,

порожденными в душе поэта всей природой, в этой точке ее и миге… Поет теми нотами, что приходят из глубины сознания, предсознания или сверх-сознания - от Духа?

Вячеслав РУМЯНЦЕВ. Выходец из народа или рыжая бестия? (критические заметки о повести Юрия Нечипоренко).

Повесть Юрия Нечипоренко "Мытарь (рыжий сенатор)" - интереснейший опыт весьма своеобразного беллетристического исследования жизненного пути одного из наших современников, вырвавшегося на самые верхи власти. С самого момента его рождения автором прослеживаются все трансформации обычного, казалось бы, советского во всех отношениях человека. Кто был ничем, то стал сенатором и лицом, приближенным к импера… к президенту. Сюжет повести - он же сама жизнь.

Вадим БАЛДУЕВ. Любит - не любит?

О манипуляции в русской литературе

Речь здесь пойдет о деятельности известного ныне тележурналиста, ведущего передач канала "Культура" Виктора Ерофеева. Рассмотрение опусов этого автора необходимо нам, чтобы понять, какие люди сейчас определяют на деле, а не на словах ценности и ориентиры СМИ. С этой целью нам пришлось ознакомиться с сочинениями данного автора, выпущенными несколько лет назад издательством "Молодая гвардия" и освежить в памяти нашу рецензию на них, опубликованную в журнале "Дружба народов" (№"12 за 1996 год).

Юрий НЕЧИПОРЕНКО. Китайская грамота или таинство письма и речи (рецензия на книгу Константина Мамаева "Письмо и речь").

Книга Константина Мамаева "Письмо и речь" выдержала в Екатеринбурге уже два издания (2000, 2001 - Издательство Уральского Отделения РАН) - и довольно быстро разошлась, главным образом, в Москве. Она посвящена весьма сложной проблеме - пониманию феномена каллиграфического письма Дальнего Востока. Заметим, что сами китайцы и японцы обходятся без теоретических трудов в этой области, трактаты, посвященные письму, написаны скорее как руководства к действию, и содержат наряду с практическими рекомендациями лишь афористические формулы.

Ульян СПИРОШЕК. Чайки.

Перевод с речи посполитой поэта Артура ИО

Другая пьеса с известными персонажами в 2-х актах

Действующие лица.

Сорин Петр Николаевич, хозяин имения.

Треплев Константин Гаврилыч, его племянник

Аркадина Ирина Николаевна, сестра Сорина, мать

Треплева, известная актриса

Тригорин Борис Алексеевич, знаменитый беллетрист,

сожитель Аркадиной

Ульян СПИРОШЕК. Дмитрий настоящий.

Перевод с речи посполитой через языковый барьер поэта АРТУРА ИО

ДИМИТРИЙ НАСТОЯЩИЙ

Или

Трагедия в трех актах о том, как поссорились Димитрий Иоаннович с Борисом Феодоровичем, с прологом, эпилогом и эпиграфом

... В каждом времени можно найти современные аналогии. Но надо ли?

Николай I

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Карамзин Николай Михайлович, историограф

Федор Иоанныч, царь

Вячеслав КУПРИЯНОВ. Скрипач в море.

СКРИПАЧ В МОРЕ

Скрипач плывет в открытом море и играет на скрипке. Это почти два несоединимых искусства - одновременно плыть и музицировать. Не каждому это удается. Хороший скрипач играет небесным птицам, когда он выныривает, и рыбам морским, когда уходит под воду. Плохой скрипач, выныривая, вместо того, чтобы играть птицам, вытряхивает воду из тела скрипки, а когда его накрывает волной, вместо того, чтобы играть рыбам, жалеет, что у него в руках скрипка, а не виолончель, на виолончели плыть было бы легче. Получается, что плохой скрипач еще и плохой пловец.

Сергей ГЕОРГИЕВ. Запахи миндаля.

Роман в коротких историях и притчах

(отрывки)

ЗАПАХИ МИНДАЛЯ

Терпкий, солоноватый и пряный запах тёплого моря щекотал ноздри старого Фан Ту. Не открывая глаз, Фан потянул носом и угадал едва различимый смолистый аромат сосновой хвои и потные испарения мокрого песка.

Стукнула дверь.

Александр ДОРОФЕЕВ. Сказки.

Мапаче

Уже в ту пору Земля была очень стара. Над ней сгорели четыре Солнца. Последнее умерло в один день. Никто такого не ожидал. Небо потонуло в океане, а люди превратились в рыб.

Спаслись только Тата и Нене, укрывшись в дупле громадного дерева по имени Водяной Старик.

О, этот старик ещё помнил времена самого первого Солнца, когда жили люди-гиганты. Много знал и пережил Водяной Старик.

-Тата, надо бы зажечь пятое Солнце! - сказал он. - Иначе жизнь остановится.

- Сейчас! - воскликнул юный Тата, и полез было из дупла, сам не зная, куда.

Вячеслав КУПРИЯНОВ. Узоры на бамбуковой циновке.

ЧУДО ВЕЖЛИВОСТИ

Однажды, когда солнце уже клонилось к своему закату, к подножию горы Ланьпэй скатился необыкновенного вида предмет. Проходящие мимо с полей крестьяне хотели было его поднять, но, не зная его имени, решили не делать этого и почтительно удалились. Какие обходительные люди, сказал предмет и стал медленно подниматься обратно в гору.

ЧУДО НА ГРАНИЦЕ

Программа Международной научной конференции, посвященной 100-летию Гайто Газданова (Москва, 8-9 декабря 2003 г.)

Программа

Международной научной конференции,

посвященной 100-летию Гайто Газданова

(Москва, 8-9 декабря 2003 г.)

(Предварительный вариант программы)

8 декабря, утреннее заседание

Вступительное слово от Института Мировой Литературы, Республики Северная Осетия - Алания и Общества друзей Гайто Газданова.

Доклады:

А.И. Чагин (Москва)

Газданов на перекрестке культур

50 лет Теймуразу Боллоеву.

Таймураз Казбекович Боллоев известен не только как отменный пивовар и рачительный хозяин, но и как человек, который делает многие добрые дела и поддерживает ряд уникальных инициатив в области русской культуры.

Андрей ГАЛКИН. Пиаф-мечта.

Театр драмы города Димитровграда Ульяновской области привёз в Москву спектакль об Эдит Пиаф (по пьесе Виктора Легентова). “Малышка Пиаф” - так названа эта работа, поставленная Георгием Макаровым, главным режиссёром театра, в декорации Олега Белова. Показы происходили в течение двух вечеров - 14 и 15 января - в помещении театра-кафе “Арт Хаус”, что недалеко от метро Электрозаводская.

Светлана МАКСИМОВА. Хождение за три Солнца.

Опубликовано ср, 11/02/2011 - 20:56 пользователем Вячеслав Румянцев

(роман-притча)

(из цикла "Венесуэльские хроники")

"Поэтам и нищим, музыкантам и пророкам, воинам и мошенникам, всем нам, детям этой суровой реальности почти не требуется воображения, потому что главная наша трудность - у нас нет средств для того, чтобы сделать нашу жизнь более правдоподобной."

Габриэль Гарсия Маркес, из "Нобелевской речи"

Татьяна ТАЙГАНОВА. Придет понедельник.

Во всем писатель виноват, этот - имя у него сразу и мужское и женское, и Эрих, и Мария, да еще и Ремарк. Не наш. Выпросила у одной, бабы все вдоль горшков с петуниями - шу-шу-шу, ой про че пишет! Ну! Решила - не я буду, если про че пишет сама не прочитаю. За про че пообещала кофточку вывязать, я выплетаю так - бабы заживо тлеют. И приработок - мне эти шабо и гренадины больше ста двадцати не дают, это ж не для женщины, которая решила быть счастливой.

Уильям ФОЛКНЕР. Нимфолепсия.

В марте 1922 года Фолкнер опубликовывает рассказ "Холм" - в студенческой газете "The Mississippian" - университета Миссиссипи, в американском городе Оксфорд. Двумя с половиной годами раньше, в той же газете, было опубликовано стихотворение под названием "L'Apres-Midi d'un Faune" ("Утро Природы"). Рассказ "Нимфолепсия", написанный в 1925 году и представляющий из себя изумительный фрагмент звукописи, является симбиозом этих двух вышеупомянутых произведений, своеобразной поэтической "прививкой", сделанной прозе.

Георгий ОБОЛДУЕВ. Строфы из поэмы Я видел.

Поэма "Я видел" начата во время Великой Отечественной войны и закончена в 1952-ом году. Она суммирует поэтический опыт и мировоззрение Оболдуева. Поэма описывает жизнь людей служивых, добрых и честных - на ком держится страна, независимо от системы власти. Поэма рассказывает о любви и дружбе русской молодежи накануне первой мировой войны и в первые годы революции. Одна из героинь - управляющая в имении, владелец которого живет за границей. Конфискация имения для нужд приюта произошла в тот час, когда хозяин его собрался продать заезжему американцу.